8 декабря 1986 года в Чистопольской тюрьме погиб один из самых ярких советских диссидентов, член Московской Хельсинкской Группы Анатолий Марченко.

Журналист Андрей Лошак — о том, почему необходимо помнить имя человека, которому удалось победить репрессивную систему СССР ценой собственной жизни.

Вчера Арзамас выпустил свой курс «Человек против СССР». Получилось символично — в этот день ровно 30 лет назад в Чистопольской тюрьме погиб Анатолий Марченко. Горбачева уже начинали любить на Западе, прозвучало слово «гласность», но сотни, если не тысячи политзеков по-прежнему сидели в советских тюрьмах и психушках. Марченко объявил голодовку с безумным требованием: освободить всех политзаключенных. Он продержал ее 117 дней и умер при невыясненных обстоятельствах через 10 дней после ее прекращения. Эта жертва была искупительной: Сахарову удалось сообщить Горбачеву о смерти диссидента и его требованиях — и через месяц началась массовая амнистия политзеков.

Марченко — классический тип Героя. Он был простым рабочим парнем из Сибири, но с обостренным чувством собственного достоинства. В юности случайно оказался свидетелем драки в общаге с чеченцами, суд, не разобравшись, признал его зачинщиком и отправил в тюрьму. С этого момента начинается его битва с Левиафаном, в которой он, как ни странно, победил, правда ненадолго и ценой собственной жизни. Годовщина смерти такого человека должна, по идее, сопровождаться массовыми торжествами, ему должны открывать памятники, о нем должны писать в школьных учебниках по новейшей истории. То, что ничего этого нет, говорит о том, что мы по-прежнему живем в государстве гэбистов и вертухаев, взявших реванш после поражения. Марченко забыт — я специально проверил в яндекс-новостях: за вчерашний день ни одного упоминания. О нем написали только в региональном издании Cogita, да еще Republic сделал о Марченко небольшой ролик.

У Марченко была такая простая мужицкая мечта — построить дом. И гэбисты все время ему не давали его достроить — сажали. Наконец, ему это удалось — он-таки построил дом. После этого его снова посадили — уже навсегда. А дом взорвали.

Раз пошла такая пьянка, я опубликую тут еще один фрагмент из моего сценария о диссидентах, посвященный Марченко. О нем у нас почти не знают, а ведь это был Человечище. Тут много букв, но знать и не забывать про таких людей очень важно:

9 декабря 1986 года приходит страшная новость: в больнице Чистопольской тюрьмы после продолжительной голодовки умер Анатолий Марченко — непререкаемый авторитет в среде диссидентов.

Марченко — уникальная фигура в правозащитном движении. Рабочего парня из Сибири первый раз посадили за массовую драку в общежитии, в которой он не участвовал. Не разобравшись, государство сломало юноше жизнь. Но Марченко был не из тех, кого можно назвать тюремным словом «терпила».

Он пытается бежать из лагеря и, в конце концов, из страны — при переходе границы с Ираном его арестовывают второй раз. Судят за «измену родине» — просто так, чтоб неповадно было.

В знак протеста он объявил голодовку, но первый раз выдержать ее не смог.
Марченко попадает на зону для «политических», где знакомится с Даниэлем и другими диссидентами. На свободе с помощью Ларисы Богораз пишет книгу «Мои показания» — первое литературное свидетельство о существовании современного политического гулага. Книгу даже сравнивали с «Иваном Денисовичем» Солженицына.

Марченко нетипичный диссидент — в нем совсем нет интеллигентской мягкотелости. Это был человек с невероятным чувством собственного достоинства. Советская власть оскорбила его, и Марченко воевал с ней, как с личным врагом. Государство отвечало взаимностью. В 68-м — снова срок и снова повод липовый— нарушение паспортного режима, на зоне накидывают еще пару лет, наконец, в середине 70-х ему позволяют поселиться за 101-м километром в Тарусе. Лариса Богораз становится его женой. Рождается сын. Таруса в те годы — диссидентский анклав.

Ему настойчиво рекомендуют эмигрировать. Но Марченко — когда-то мечтавший бежать — в конце концов отказывается. Он против капитуляции. На войне как на войне: победа или смерть. Через пару лет его снова арестовывают — за нарушение правил надзора. Дело как всегда фальсифицируют. Сажала следователь по фамилии Дежурная.

Марченко в знак протеста держит голодовку — в молодости он когда-то не выдержал, но не теперь за годы борьбы у Марченко выковался стальной характер. На восьмой день начинается искусственное кормление.

Тогда, в 1975 году, Марченко продержал голодовку 53 дня. Недоумевавшему врачу можно было бы ответить так: своим протестом Марченко требовал от государства одного — уважения.

Из воспоминаний Анатолия Марченко: «Я никак не мог определить для себя, где, в какой точке мой отказ от добровольного подчинения перестает быть протестом, становится просто ослиным упрямством („хохол упрямый“ — называет меня жена). И все-таки я не могу себя осудить за то, что, поддавшись эмоциям, объявил и долго держал голодовку. Более того, я не зарекаюсь, что в какой-то ситуации не пойду на нее снова. Чувство бессильного протеста, когда тебя держат за горло, может толкнуть на любые крайности».

В 79-м вновь короткая передышка на воле. Дом в Тарусе снесли. Марченко и Богораз находят старенькую избу в поселке Карабаново под Александровым. Марченко всей душой отдается строительству нового дома. Многие диссиденты тогда приезжали ему помочь — было что-то символическое в том, чтобы построить этот дом.

Власть боялась Марченко, он ее — нет. Ему снова предлагают эмигрировать, он отвечает: уезжайте сами. Пишет письмо с протестом против высылки Сахарова, но в основном поглощен строительством. Его арестовывают в марте 81-го.

Судят впервые по диссидентской статье: клеветнические измышления. Причем не за опубликованные вещи, а за черновики.

Срок дают чудовищный: 10 лет строгого плюс пять ссылки. Марченко в последнем слове говорит: «Раз этот государственный строй считает, что единственный его способ сосуществования с такими как я, это держать их за решеткой, — ну, тогда, значит, я буду вечно, до конца дней, за решеткой. Я буду ваш вечный арестант».

Дом после ареста кэгэбэшники пытаются разрушить, но он построен так крепко, что у них ничего не получается. Тогда его взрывают.

На зоне Марченко — такой же несгибаемый, как и на воле, поэтому большую часть времени сидит в карцере. У него огромный авторитет не только среди диссидентов, но и среди зэков. В 84-м году Иван Ковалев, находясь в штрафном изоляторе, стал свидетелем жуткого избиения вечного арестанта, после чего здоровье Марченко было серьезно подорвано.

Февраль 1986-го. Прошел 27 съезд КПСС, на котором много говорится о «гласности» — диссиденты призывали к ней государство еще в далеком 65-м. Выходит фильм «Покаяние». Перестают глушить Бибиси. Но в тюрьмах и лагерях по-прежнему тысячи политзаключенных. Марченко в августе совершает свой самый героический и безрассудный поступок: объявляет о бессрочной голодовке с требованием освобождения всех политзаключенных.

Об этих последних месяцах известно мало. За плохое — то есть героическое — поведение Марченко отправили сидеть в Чистопольскую тюрьму. Там он более трех месяцев находился в карцере — туда бросали всех голодающих, как нарушителей режима. Известно, что к нему почему-то долго не применяли искусственного кормления — 40 дней он прожил на одной воде. Тем не менее, он непрерывно писал жалобы и протесты. Вот одна из них — на имя Генерального прокурора: «Искусственное питание для меня сейчас не что иное, как издевательство. Питательная смесь приготавливается умышленно с крупными кусочками из пищевых продуктов, которые не проходят через шланг, а застревают в нем и, забивая его, не пропускают питательную смесь в желудок. И под видом прочистки шланга мне устраивают пытки, массажируя и дергая шланг, не вынимая его из моего желудка. Так что, гражданин генеральный прокурор СССР, прекращайте издевательство и пытки. Свободу всем политзаключенным. Анатолий Марченко».

Никто не знает в точности, что произошло потом. Начальство Чистопольской тюрьмы многие документы сфальсифицировало. Согласно документам, Марченко на 117-й день прекратил голодовку. А через 10 дней — 8 декабря — его с истощением второй степени госпитализируют в городскую больницу, где он вечером умирает. Официальная причина: «острая сердечная недостаточность и отек легких».

Расследование гибели Марченко проведено не было. Марченко похоронили возле чистопольской тюрьмы. Диссиденты иногда говорили, что их путь — это личное восхождение на Голгофу. Марченко ничего такого не говорил, тем не менее, он прошел этот путь до конца, буквально искупив своей смертью малодушное молчание большинства.

Что было дальше — хорошо известно. Через 10 дней на квартире Сахарова устанавливают телефон, на следующий день ему звонит сам Горбачев и сообщает, что академик с женой могут вернуться в Москву. Сахаров, перебивая Горбачева, начинает говорить о смерти Марченко и необходимости освобождения других политзаключенных. Сахаров писал о том разговоре: «Я выразил ему благодарность. Сказал, что известие, которое я получил трагически совпало с известием о гибели моего друга Анатолия Марченко, убитого в тюрьме, и напомнил ему о своем письме об амнистии. Горбачев, сказал, что это письмо было в начале года и что они рассматривали эти дела: многие освобождены, но там очень разные люди. Я ему возразил, что это люди, страдающие за убеждения, и это главное. Я так же сказал, что я считаю, что они должны быть освобождены...»

Сахаров триумфально возвращается в Москву, где его оккупируют иностранные тележурналисты. Советских пока нет. Через месяц после гибели Марченко ЦК КПСС выносит указ о помиловании политзаключенных. На свободу выходят первые 140 человек.

«Процесс пошел», — как любил говорить тогда Горбачев.

Источник: Открытая Россия, 9.12.2016