Russian English
, , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , ,

Право европейское, применение российское. В программе "Западный рубеж" на "Эхо Москвы"



В.Дымарский― Добрый вечер. Это программа «Западный рубеж» на «Эхо Москвы», мы в прямом эфире. Наш сегодняшний состав – ведущие все те же, Петр Меберт.

П.Меберт― Добрый вечер.

В.Дымарский― Меня зовут Виталий Дымарский. И сегодня у нас в гостях адвокат, я бы сказал, известнейший адвокат, заслуженный юрист России, член Московской Хельсинкской группы Генри Маркович Резник. Рады приветствовать вас.

Г.Резник― Здравствуйте.

В.Дымарский― Скажу все-таки нашей аудитории, и это мой долг как журналиста – поддержать то, что сейчас сказал Алексей Венедиктов в отношении Сергея Смирнова, нашего коллеги – он не один, который подвергся в эти дни тому, что даже трудно назвать правосудием, мы особую солидарность с ним проявляем и абсолютно ясно, что это не суд, а судилище, — там нет никакого состава преступления, кроме того, что Сергей Смирнов возглавляет честное средство массовой информации.

И к нашей сегодняшней теме. Как вы знаете, наша программа задумана об истории взаимосвязей между Россией и то, что у нас принято называть коллективным Западом, в первую очередь, это Европа — мы хотим в этой программе показать, что Россия всегда была, есть и, надеемся, всегда останется европейской страной.

И сегодня присутствие Генри Марковича Резника свидетельствует о том, что мы будем говорить о правовой сфере, о том, что в этой сфере произошло или происходило между Россией и Европой. Вообще, Генри Маркович, когда в России появилось право?

Г.Резник― Понятие права трудно определить, потому что там есть оценочные моменты. Можно сказать так – право есть там, где есть правила, которые вводятся то ли законом, то ли указами самодержца, то ли какими-нибудь правилами, которые были определенными обыкновениями.

Сейчас понятно, что понятие права претерпело изменения. Например, сейчас понятно, что право не тождественно понятию закона. У немодного нынче Маркса есть чудесное определение «законодательство произвола». Вот мы наблюдаем сейчас какое-то бурное обострение опять было в нашей Думе, принимаются самые разные законы и оцениваются они с точки зрения правовые или неправовые.

Что это означает? Большевики, которые, в принципе, уничтожили право в том понимании, которое уже превалировало и в теории, в жизни государства – то есть, была формула взята из манифеста Коммунистической партии. Кстати, Маркс и Энгельс вообще не претендовали на то, чтобы дать определение права, это был такой памфлет в известной степени коммунистический, кстати, очень талантливый.

И там брошено в лицо буржуазии, что ваше право – это ваша воля, возведённая в закон. И за это, понятно, ухватились большевики – это очень хорошо работало на их задачи, — что бы мы ни делали, какие бы мы установления ни вводили, вот это право и есть.

Но если говорить о том, что право это воля господствующего класса, господствующие группы, то, что облекается в форму закона, то оно право и есть. Нет. Дело в том, что право само по себе предполагает некоторые принципы.

И, отвечая на ваш вопрос, когда в России появилось право – оно было всегда. «Русская правда» была, были установления, которые проходили. Но поле юридическое в принципе соответствует представлению о справедливости, о соответствии закона некоторым принципам, вообще являющимся абсолютным. Право тогда может называться правом, когда оно ограничивает политику, ставит пределы этой воле государственной.

И вот тут, конечно, вспоминается тот период, очень славный период, когда в России была проведена судебная реформа.

В.Дымарский― Это Александр Второй, правильно?

Г.Резник― Конечно. Это 1864 год. Ну, что можно сказать, были суды, установления законодательные, Петр, Екатерина, Елизавета. Но какая была характеристика этого права? Вспоминается Аксаков, знаменитый в свое время человек, просвещённый славянофил, писатель, общественный деятель. Он говорил так: старый суд, при одном упоминании о нем волосы встают дыбом, мороз дерет по коже.

В.Дымарский― Имеется в виду дореформенный суд?

Г.Резник― Конечно. И вообще должен сказать, что все этапы развития проходят все страны. Европа проходила такие же этапы, и Западная Европа, и сейчас Восточная Европа и южная, северная и России.

То, что характеризует отношения Европы и России, как Салтыков-Щедрин писал, все время запаздывали. В Европе происходили изменения, а у нас в силу целого ряда обстоятельств, на которых мы не будем останавливаться, потому что просто увязнем, у нас пережило себя даже не самодержавие, а самовластие. И понятно, что, например, при Николае Первом вообще все было заморожено.

В.Дымарский― Откуда к нам пришла судебная реформа? Откуда вообще приходило все окультуривание России? Наука, искусство, ремесла, — все это брали у Европы. Мне кажется, здесь будет верным такое сопоставление: Петр Первый вообще не ставил вопрос цивилизовать страну. Петр Первый хотел создать мощную державу, которая бы успешно воевала.

И первая попытка я бы сказал, правового окультуривания страны, это, конечно, Александр Второй.

П.Меберт― Но ведь то, что было создано Петром, было создано во многом по европейским, шведским лекалам. И к моменту реформы это просто устарело, и Александр Второй был вынужден проводить реформы.

Г.Резник― Конечно. Но, например, Горбачев был вынужден проводить реформы, а мог и не проводить. Ведь судебная реформа была часть экономической реформы, военной реформы, реформы образования, реформы земской. И по всеобщему признанию, судебную реформу.

Что представляла собой Россия тогда? Где-то 85% крепостного крестьянства, абсолютно невежественного, дикой массы, которая была окультурена христианством. И вот этот тонкий слой русского дворянства.

Откуда все пришло? Русские дворяне они уже не по знатному происхождению определялись к этому моменту. Это был такой военно-служивый люд.

П.Меберт― Служивый класс.

Г.Резник― Конечно. И надо сказать, что они действительно были весьма далеки от народа, потому что многие на французском говорили лучше, чем на русском. И понятно, там уже были немцы, французы, меньше англичане, которые воспитывали детей, которые даже шли на заводы инженерами.

В этой ситуации, когда дворяне… и видно было, что они жили как-то веселее, легче, поэтому… вот декабристы, которые безумно напугали… и все было заморожено. Это, кстати, определило затем во многом трагическую историю Россию – вот это запаздывание к чему привело? Народился слой уже разночинцев, дворянский слой, которые уже понимали, что «так дальше жить нельзя», — это повторяется периодически в истории России.

Николай Первый, надо отдать ему должное, он сказал наследнику: Саша, передаю тебе Отечество не в лучшем виде.

Вообще можно себе представить, что такое дореформенный суд — это безгласный суд, канцелярия, куда надо было писать бумаги. Писали бумагу и она исчезала в этой канцелярии. Никакого суда не было, бумага возникала через годы. Тогда была практика замотать, замылить дело, таким образом, чтобы оно где-то в канцелярии исчезло.

Что делает Александр Второй. Он преобразует судебную систему, да как преобразует – это была революция, конечно. По самым передовым образцам, — а надо сказать, что и Европа была неоднородна, была Германия, был Фридрих, был сложен у нас мировой суд. Но главное – суд присяжных. По большинству дел в судах рассматривали присяжные. Кто были эти присяжные? Крестьяне, мелкие чиновники, служивый люди.

В.Дымарский― Можно задать абсолютно дилетантский вопрос – кто вообще придумал суд присяжных?

П.Меберт― И когда?

Г.Резник― Суд присяжных, что сделал Александр Второй – он понимал, что надо модернизировать. Он послал в Европу кучку, там десятка не было образованных людей. И не случайно говорили так, что реформу сделал царь с кучкой «красных бюрократов».

В.Дымарский― Красных?

Г.Резник― В контексте одно и то же слово приобретает содержание, коннотацию либо отрицательную, либо положительную. Сейчас красный цвет это явно негативно-отрицательный, а их называли «красными», потому что они не отучились краснеть за дикость и крепостничество.

И такой Сергей Зарудный, просвещеннейший человек, который, кстати, знал четыре языка, был переводчиком, он перевел «Ад» Данте, он дал определение правосудия. И лучшего определения я не встречал нигде: «Правосудие должно заключаться не только в твердости, но учитывать все обстоятельства обыденной жизни и, — внимание, — быть снисходительным к неизбежным слабостям человека». Вот такое правосудие. И это, конечно, был суд присяжных. И вот был создан суд присяжных и одновременно присяжные адвокаты.

Но вы меня, Виталий. Толкнули в дореформенное состояние, и то, что называлось адвокатурой. Адвокатуры не было. Были так называемые поверенные, ходатаи и стряпчие. Если вспомнить «Мёртвые души», Гоголь пиал так: когда Чичиков впал в несчастье, он опустился в грязь и низменную жизнь и даже был принужден заняться званием поверенного, не получившего гражданства, презираемого со всех сторон, — практически я цитирую.

Но жизнь продолжалась и присяжная адвокатура, историк адвокатуры писал: Откуда взялось такое количество талантливых образованных людей? У нас же не было никогда устного судоговорения. И то, что было создано реформами Александра Второго, суд присяжных, присяжная адвокатура – прославили Россию.

И вот так у нас суд дожил до 17-го года. С определенными изменениями, потрясениями, контрреформами Александра Третьего. Но, в общем, он выполнял функцию независимого суда. Это важно.

В.Дымарский― Это был реально независимый суд?

Г.Резник― Он был реально независимый. Во-первых, суд присяжных всегда независимый. В дневнике Никитенко, это был цензор, просвещённый человек, у него есть такая запись, что когда … к Александру Третьему обратились, чтобы он вмешался – было очень важное дело московского кредитного ссудного банка. М знаете, что Александр Третий ответил, у Никитенко есть запись: Это дело суда, не нам с тобой, — говорил он наследнику, — сюда вмешиваться.

И представьте себе, что эта система, — а в подтверждение могу сказать, что в России появились политические дела. Они появились, в общем, незадолго до правления Александра Второго. А затем были какие дела? – «дело 193-х», «дело 50-ти», «Нечаевское дело», «Дело Веры Засулич».

В.Дымарский― Самое знаменитое.

Г.Резник― А вы знаете, что по «делу 193-х» половина была оправдана? Политическое дело, противники царизма, которые пропагандировали идеи социализма, а это преследовалось по закону.

Мы уже определили, что суд должен был быть суд, а не рассуд, и что суд должен быть независимым. И все это было уничтожено.

П.Меберт― Можно вас вернуть несколько назад – вы сказали, что сложились обстоятельства, которые начали эту реформу, что Александр был вынужден, были некие внешние факторы, которые инициировали реформу. Первый вопрос – какие были факторы, почему необходимо было что-то менять, кому это было нужно, что не устраивало в том, что было, — зачем самодержавию нужен был независимый суд?

И вторая часть вопроса. Вы сказали, что в Европе были разные системы к этому моменту. То есть, как Александр с его группой «красных», инициативной группой, как они выбирали, где были развилки в какую сторону двигаться, какой пример взять и как его адаптировать в России?

Г.Резник― Ну, я уже сказал — нам не надо упирать слишком, в общем, это правильный подход, социологический, я бы сказал, марксистский, что есть некие объективные обстоятельства, которые прямо вынуждают. И совершенно не зависят от того, кто этот человек, принимает он решения, или нет. Есть железная поступь истории, и личность неважно.

Но это не так. Есть все основания считать, что это двигалось какими-то внутренними, определёнными ценностными ориентациями, как сказали бы сейчас. Александра Второго. Я процитировал вам Никитенко, который говорил о том, как Александр относился к суду, он говорил, что он должен быть независимым.

Конечно, были объективные обстоятельства. Потому что к концу правления Николая Первого вообще во всем практически было остывание и отставание России от Европы. Вообще это определяло отношение России и Европы всегда. Потому что Россия смотрела на Европу с некоторой завистью и обидной, потому что всегда отставала. А Европа и европейцы не всегда были слишком уважительны.

П.Меберт― Задирали нос?

Г.Резник― Абсолютно правильно. Они «нос кверху», указывали, «в России медведи», и прочее. Конечно, безусловно, это вызывает отторжение психологическое.

Посмотрим, что было – отставание экономики, крепостное право. Проиграна Крымская война. Кто у нас выиграл, по сути, Крымскую войну? – Александр Второй. Надо было модернизировать наше войско.

Следующее. Наука перестала двигаться по той причине, что надо было развивать экономику, была индустриализация, хоть и индустриализация середины 19 века.

П.Меберт― Да, пришли первые паровые двигатели.

Г.Резник― Но дело в том, что все это не вынуждал Александр Второй. Вспоминается, конечно, наша великая литература, наши гении, «Вишневый сад», где Фирс говорит: Когда это было? — Да перед несчастьем. – Каким несчастьем? — Да перед свободой.

Крестьяне абсолютно не хотели свободы, они не знали, что такое свобода, это была вековая привычка: есть барин. И дворянство в массе своей тоже не хотело этого, этого хотела пресвященная верхушка, которая оказалась рядом с Александром Вторым.

И вот могу сказать, что Европа тоже была не одинаковая. Например, нужна была адвокатура. Где была независимая адвокатура? — во Франции. И как раз по образцу французской адвокатуры…

Г.Резник― Генри Маркович, пошел плохой звук. Но в любом случае мы сейчас прервемся на новости, и затем снова будем в эфире.

НОВОСТИ

В.Дымарский― Мы в прямом эфире, продолжаем программу «Западный рубеж», Генри Резник наш сегодняшний гость, известный адвокат, заслуженный юрист России. И мы, Виталий Дымарский и Петр Меберт, ведущие этой программы.

Мы смотрим на историю взаимоотношений России и Европы, смотрим, что Россия позаимствовала у Европы в правовой сфере и конечно, мы остановились на знаменитой судебной реформе 1864-го года Александра Второго. Петр спросил, какие факторы способствовали этому. Но факторы-факторами, а нужна политическая воля, — не знаю, согласитесь ли вы со мной.

Г.Резник― Конечно, нужна политическая воля. Но вопрос в том/, какая это будет воля – все зависит от личности.

В.Дымарский― Конечно.

Г.Резник― Так вот иллюстрация в ответ на вопрос очень правильный Петра. Европа была неоднородна, неоднородна как раз в этом политико-культурном отношении. Она была христианизирована, понятно, но все-таки политические режимы были разные.

И когда поехали в Европу вот эти «красные» бюрократы, были две организации адвокатуры. Парижское «Барро», люди, которые обеспечили при Короле-Солнце, который был вынужден, когда арестовали адвоката Колона, который непочтительно говорил, французские адвокаты сказали: мы не будем в суды ходить. И он его выпустил.

А была Пруссия, был король Фридрих, он тоже создал адвокатуру, только знаете, кого он сделал адвокатами? — государственных служащих. Он одел их в мундиры.

И когда приехали «красные» бюрократы от Александра, наверное, они могли бы выбрать другую систему, но выбрали самую свободную.

Значит, можно говорить, что, наверное, тут какие-то определенные культурные традиции, но и, конечно, личность. Тогда, когда мы имеем дело с монархом, императором, конечно, он в данном случае решает.

По этой причине этот независимый суд, который хотел создать и создал Александр, и что произошло в итоге? Александр Второй, вообще самый недооцененный, я считаю, что самый выдающийся правитель, — он же уже обсуждал с министром внутренних дел, Меликовым, а это был либерального настроя министр, — дальнейшие шаги, как мы бы сказали, по демократизации режима.

Уже было ершено создать Государственный совет, прообраз парламента. И это делалось в строгой секретности. И в той же строгой секретности Желябов, Перовская, готовили убийство царя.

Но вернемся к большевикам. Все ясно было: большевики. Которые, кстати, были фанатики. Они уверовали в то, как Ленин говорил, что «учение Маркса всесильно, потому что оно верно», поскольку мы считаем, что только мы можем претендовать на истину, то все, что нам противостоит, должно быть уничтожено.

И конечно, какие были первые декреты? Уничтожена вообще была судебная система: уничтожили присяжную адвокатуру, она была объявлена контрреволюционным сословием, ее распустили. А дальше была заложена советская система правосудия, которая, в общем, устранила апелляцию, мировых судей.

П.Меберт― То есть, все, что сделал Александр, они развернули обратно?

Г.Резник― Абсолютно правильно. Не то, чтобы обратно, но были убраны организации, обеспечивающие независимость суда. Формула была такая.

Вот Виталий, вы задали вопрос о праве, что такое право. И Ленин говорил: «Закон – мера политическая», что это значит? Мы можем принять закон о смертной казни за сбор колосков с колхозного поля, можем ввести смертную казнь 14-летним, можем объявить судебным преступлением свободное строительство, пристройку к дому.

Представьте себе, что в советском уголовном законодательстве, если на приусадебном участке, или садово-огородническом участке, вы пристроили себе террасу в 20 метров — это уголовное наказание, частная предпринимательская деятельность — уголовное наказание. Антисоветская агитация, и прочее. Хулиганил закон, а суд был приведен в систему «тройки» — это профессиональный судья и два народных заседателя.

Но дело вот, в чем – присяжные не мотивируют свой вердикт, они могут преодолевать формализм закона. Поэтому у нас в итоге сформировалось правосудие без оправдания.

Кстати, хочу внести немножко ясность — говорили, что у нас сейчас нет или мало оправдательных приговоров. Это все правильно, но говорят, что даже при Сталине у нас было 10% оправдательных приговоров.

Все правильно, но дорогие мои, загляните в законодательство того времени. Тогда прекратить дело уже возбужденное можно было только по суду. Понятно, что те дела, которые не доходят до суда, когда рассыпается обвинение…

Тогда это все шло по судебному ведомству и самих оправданий был кот наплакал, — которые суды выносили. Они просто утверждали те постановления о прекращении дела, которые им передавали следователи. Так вот давайте перейдем к состоянию нашего правосудия, что у нас произошло.

В.Дымарский― Генри Маркович, поскольку вы свидетель этого, вам вопрос — это происходило не по чьей-то воле, а случайно, или все-таки была поставлена задача, когда уже Россия перестала быть СССР, когда она стала новой Россией, свободной Россией, — была ли поставлена такая целенаправленная задача возрождения нормальной судебной системы, или это были разрозненные и достаточно хаотичные действия?

Г.Резник― Как вам известно, Виталий, я бегу саморекламы — вообще была теория права. Это я сейчас дожил до жизни такой, что стал адвокатом, а вообще-то 20 лет я бы серьезным человеком, я работал в научно-исследовательском институте, одном из ведущих. Все мы, которые этим занимались, понимали, что представляет из себя вот эта наша система правосудия.

Буквально три дня назад мы вспоминали Бориса Николаевича Ельцина. Короткий промежуток времени он был первым секретарем Московского Горкома. И представьте себе, «Московская правда», которую тогда возглавил его соратник. Полторанин.

В.Дымарский― Михаил Полторанин.

Г.Резник― Конечно. И было сказано так: надо что-то делать, обновляться, встраиваться – ну да, «Перестройка, гласность». И мне была заказана статья по праву, и я написал статью «Время развеять мифы». Уверяю вас, что еще три года назад меня бы назвали антисоветчиком и могли бы наступить печальные последствия. Потому что еще 1985 году сажали.

В этой статье я писал о правосудии. Можно сказаться, что с этого началась судебная реформа. Это мог написать и кто-то иной, все, кто понимали, какое должно быть правосудие. Правосудие должно быть на рассуд, а не на суд.

Я вам совершенно ответственно могу сказать – начиная с 1866 года по 1985-й у нас практически вообще не выносились оправдательные приговоры. Отправлялись дела на доследование. Потому что система была организована так, что одни и те же задачи ставились перед оперативными работниками, перед следователями, прокурорами и судами, — это было записано в законе. Суды могли возбуждать уголовное дело, суды могли не считаться с отказом… это редко было, может быть, один раз в год на всю Россию.

Они приводили расследования, они изобличали виновных — по половине дел уголовных в судах не было прокуроров. Суды выполняли обвинительные функции. И поэтому, конечно, то, что было осознано – но тогда бюрократы были, тогда не было научно-исследовательских институтов, а здесь все-таки подросли ученые помоложе. И, кроме того, сами понимаете, система разлагалась, «Архипелаг ГУЛАГ», Самиздат.

И хочу вам сказать – есть великолепный документ — «Концепция судебной реформы». Она была принята в декабре 1991 года Верховным советом РСФСР. И вот там ка раз было все записано, что, между прочим, формально уже было организовано.

П.Меберт― Кто разрабатывал эту концепцию, и на основе чего?

Г.Резник― Я могу вам сказать. Была создана группа под руководством выдающегося адвоката Бориса Золотухина – это был один из адвокатов по делу Гинзбурга, Галанскова, Добровольского и Лашковой, который был изгнан из адвокатуры и который затем, когда прошла реабилитация, он вернулся в адвокатуру, вошел в Верховный Совет. И была создана группа из выдающихся ученых. Там была Инга Борисовна михайловская, Игорь Леонидович Петрухин, Тамара Георгиевна Морщакова. И тогда, конечно, сиял в полной мере талант молодого помощника Золотухина, Сергея Анатольевича Пашина, который затем возглавил судебный отдел в администрации президента. Затем им был написан закон о присяжных, о Конституционном суде. Понятно, что он составлял, а потом все это дело обсуждалось. И была концепция судебной реформы.

Сейчас у нас восстановлена та организация суда, которая была при царе-батюшке. Восстановили мировых судей, вернули апелляцию, кассацию модернизировали. И конечно, ввели суды присяжных.

Но как дальше пошло развитие? Помните, я вам говорил, что право может только тогда выполнять свою функцию, когда оно ограничивает политику. Может быть в стране диктатура, не обязательно диктатура одного человека, это может быть диктатура чего-то одного, что подавляет все другое.

А может быть диктатура законодателя. И вот наши законодатели они, вопреки тому, что было записано в концепции судебной реформы, не расширяли подсудность судов присяжных, а ее сокращали. На прошлогодней встрече с президентом России, Путин встречался с Советом по правам человека, я, тогда как раз озвучил то, что необходимо делать.

Без суда присяжных не может быть по-настоящему бесстрастный судья, для которого абсолютно одинаковы стороны обвинения и защиты. Почему — потому что правосудие слишком серьёзное дело, чтобы доверять его юристам. Профессиональные судьи это те, у которых глаз намылен, конвейер. Поэтому изначально у них сознание не презумпции невиновности.

А что такое презумпция невиновности, дорогие мои? Распространенная ошибка, которая делит все дела на черные и белые, тогда как значительная часть дел серые. Это дела человеческие. 95% доказательств – это показания людей.

П.Меберт― А люди ошибаются и забывают.

Г.Резник― Конечно, разумеется. И поэтому, поминая Европу, Шарль Монтескье, который полемизировал с Руссо и говорил, что есть не один источник власти, народ, который может все, а есть три ветви — исполнительная, законодательная и судебная. Он говорил, что если уголовное право создано для наказания виновных, то уголовный процесс создан для ограждения невиновных. Потому что если не ограждена невиновность, то не ограждена и свобода. И поэтому в Конституции записана презумпция невиновности, которая шельмовалась при советской власти.

П.Меберт― А кто, когда и где сформулировал презумпцию невиновности? И когда она появилась в нашем, российском правовом поле?

Г.Резник― Презумпция невиновности была сформулирована в Древнем Риме, вообще-то. И, кстати, наша матушка-Екатерина говорила, что лучше оправдать десять виновных, чем осудить одного невиновного.

П.Меберт― Золотые слова.

Г.Резник― Да, красиво говорили. Но презумпция невиновности действует тогда, когда – вот представим себе, не фабрикуется дело, не создается искусственно, объективное расследование, профессиональное. А итога такой: опять проклятые сомнения, вот не удается, есть подозрение, что может быть и он виновен. А рассеять подозрения — вы знаете, что если на человека напраслину возвести, то докажи, что ты невиновен. Можно доказать, что человек виновен, а попробуйте доказать, что не виновен.

По этой причине презумпция невиновности работает тогда, когда доказанная виновность приравнивается к доказанной невиновности, в Конституции записано: «неустранимое сомнение толкуется в пользу обвиняемого». Это реально записано в Конституции. И вот суды присяжных так и толкуют.

Я президенту говорил, что необходимо расширять суды присяжных, восстановить хотя бы ту, которая была. И вам скажу: скажите, пожалуйста, рядовые граждане, которые сидят в суде присяжных, они как относятся вообще к чиновникам, прокурорам, следователям, полицаям – как они относятся? Любят, что ли, они их?

В.Дымарский― Плохо относятся.

Г.Резник― А как они относятся к насильникам, педофилам? Ненавидят. Но почему же у нас по 20% оправдательных приговоров было по этим делам? Потому что в этих делах сидят фабрикации, там сидят провокации, там повышенный риск оговора. А вот присяжные знают жизнь, они смотрят: ясно, что дело сфабриковано. Вот по этой причине я предлагал расширить подсудность судов присяжных.

И второе. Хочу вам сказать такую вещь – в общем, с большинством дел удовлетворительно справляются наши суды. Потому что, как и за рубежом, в подавляющем числе дел нет спора о виновности. Люди признают себя виновными, если они действительно виновны.

Очень важно, и там, за рубежом, где суд присяжных – в Америке, в Англии, в Европе, — они рассматривают едва ли 3-4% дел. Но очень важно право гражданина на суд присяжных, это его выбор, его ему никто не навязывает, но этот выбор, кстати, дисциплинирует следственные органы. Они понимают, что если они фабрикуют дело политически мотивированное…

С чем мы с вами сталкиваемся? С политическим делом, которое у нас сейчас проходит. Так вот могу вам сказать, что такое дело попадет в суд присяжных? Нет. А если бы он мог выбрать суд присяжных?

Поэтому сейчас задача состоит вот. В чем – расширение подсудности судов присяжных, изменение организации деятельности судов – убирать председателей судов как начальников, они такие же судьи. У нас по Конституции каждый судья – пуп земли, извините. Он независим и несменяем.

Но реально нужно действительно создать такие условия, чтобы судья ощущал себя независимым, чтобы он понимал прекрасно, что на него не может надавить власть, которая хочет по политически мотивированному делу известного решения – вот с чего начали, — прекрасная заставка про Смирнова.

Понятно, что есть такие дела, когда ясно совершенно, что дело сфабриковано. Как вы полагаете, это дело бы прошло в суде присяжных?

П.Меберт― Риторический вопрос.

Г.Резник― Вопрос риторический. Еще раз говорю – по организации судебной деятельности мы сейчас полностью восстановили, и даже развили – потому что время прошло, у нас сплошная кассация, которая недавно введена, — те формы, которые существуют во всех цивилизованных странах, в той же самой Европе, чего нет в центре Европы, белоруссии, чего нет в Северной Корее и чего нет вообще в Китае. Потому что Китай страна великой культуры, но надо прекрасно понимать, что вот это братание с Китаем приведет к тому, что нас просто-напросто Китай сожрет. Так что уж давайте разбираться с Европой.

В.Дымарский― Мы вас поняли, Генри Маркович. Спасибо огромное. Сейчас наша традиционная рубрика «Иностранный агент», принц Ольденбургский, а мы с вами прощаемся на неделю. Всего доброго.

П.Меберт― Огромное спасибо, Генри Маркович, очень интересно.

Источник: Эхо Москвы, 4.02.2021


Приведенные мнения отображают позицию только их авторов и не являются позицией Московской Хельсинкской группы.

Поддержать МХГ

На протяжении десятилетий члены, сотрудники и волонтеры МХГ продолжают каждодневную работу по защите прав человека, формированию и сохранению правовой культуры в нашей стране. Мы убеждены, что Россия будет демократическим государством, где соблюдаются законы, где человек, его права и достоинство являются высшей ценностью.

45-летняя история МХГ доказывает, что даже небольшая группа людей, убежденно и последовательно отстаивающих идеалы свободы и прав человека, в состоянии изменить окружающую действительность.

Коридор свободы с каждым годом сужается, государство стремится сократить возможности независимых НКО, а в особенности – правозащитных. Ваша поддержка поможет нам и дальше оставаться на страже прав. Сделайте свой вклад в независимость правозащитного движения в России, поддержите МХГ.

Банковская карта
Яндекс.Деньги
Перевод на счет
Как вы хотите помочь:
Ежемесячно
Единоразово
300
500
1000
Введите число или выберите предложенную слева сумму.
Нужно для информировании о статусе перевода.
Не до конца заполнен телефон
Оставьте своё имя и фамилию, чтобы мы могли обращаться к Вам по имени.

Я принимаю договор-оферту

МХГ в социальных сетях

  •  

© Московская Хельсинкская Группа, 2014-2022, 16+. 
Данный сайт не является средством массовой информации и предназначен для информирования членов, сотрудников, экспертов, волонтеров, жертвователей и партнеров МХГ.