На фото Виктор Шендерович, писатель, журналист, лауреат премии Московской Хельсинкской группы

М. Майерс― Здравствуйте. Писатель и журналист Виктор Шендерович в этой студии как обычно по четвергам. Здрасьте вам.

В. Шендерович― Добрый вечер.

М. Майерс― Мне кажется, карма такая нам с вами встретиться в день рождения Путина. Придется вам как-то оправдываться в этот момент.

В. Шендерович― В очередной раз процитирую Булгакова. Поскольку день рождения Путина удивительным образом совпадает с днем убийства Анны Политковской, то в очередной раз процитирую: вспомнят меня – вспомнят и тебя. Уже всё, с 2006 года, эта дата слиплась. Кроваво слиплась. И тут есть прямая причинно-следственная связь. Внутренняя. Хотя была версия, что это был своеобразный подарок Владимиру Владимировичу. Но даже если было не так, бывают странные сближения – писал Пушкин. Вот странное сближение. Оно странное, тем не менее, по смыслу очень точно сошлось. Да, подарок. И он сам сделал так, что это воспринимается как подарок своей репликой о том, что ее публикации нанесли меньше вреда, чем ее смерть. О вреде публикаций Анны Политковской. Этой своей фразой, никто за язык-то не тянул – он себя позиционировал как противник Анны Политковской абсолютно честно. Так же как Анна Политковская абсолютно честно позиционировала себя как противник. Он жив-здоров, идет уверенным шагом к очередной порции всевластия. Ее нет уже 15 лет. Это выбор России. Была такая партия, помнишь? «Выбор России».

М. Майерс― Демократический, по-моему.

В. Шендерович― Это не сказать, что демократический. Это выбор России: заказчик убийства на свободе, сегодня истек срок, ему…

М. Майерс― 15 лет – строк истечения давности.

В. Шендерович― Ему уже ничего не грозит. Вот выбор России, очень симптоматично.

М. Майерс― Дмитрий Песков: «Мы не комментируем и не хотим комментировать работу следствия. Всем хорошо известно, что многие преступления — особенно заказные — очень сложны в раскрытии, и зачастую на раскрытие этих преступлений уходят многие и многие годы. Конечно же, нам всем хотелось бы, чтобы виновники этого преступления, исполнители и заказчики были установлены и понесли наказание». Врет?

В. Шендерович― Очень трудно расследовать, когда ты сам не пускаешь следователей допросить организатора преступления, как было в случае с Немцовым. Когда организатор преступления вне доступа Следственного комитета. Когда подозреваемый убийца имеет гораздо большее влияние и гораздо ближе к президенту страны, чем те, кто пытаются найти убийц. Очень трудно расследовать. Главное в процессе, главная прокурорская шутка: главное в процессе следствия не выйти на себя самих. Эту задачу Песков и его шеф успешно решают в течение всех этих лет. Они не дают следствию выйти на самих себя.

М. Майерс― Алекс1890 спрашивает на сайте «Эхо Москвы»: можете примерно предположить, какие мысли посещают человека в момент достижения им 69-летнего возраста.

В. Шендерович― Я не думаю, что мысли ранжируются по возрастам. Мысли ранжируются по прочитанным книгам, по внутреннему миру. Я думаю, сегодняшний именинник вправе констатировать, что жизнь его сложилась неожиданно круто. Что он, который был тише воды, ниже травы и троечником глубоким до 50 лет, вдруг оказался властителем полумира. Что он абсолютный лидер теневого списка Форбс. Что перед ним трепещут, что он вправе уничтожить на этой территории любого. Что с ним вынуждены разговаривать главы всего мира. Я думаю, он испытывает чувство глубокого удовлетворения. Как говорил Леонид Ильич Брежнев. Что касается описанных Александром Сергеевичем Пушкиным мук совести, и мальчиков кровавых в глазах – я думаю, что он давно преодолел. Если это когда-то было, то давно победил все эти позывы. Я думаю, что он в полном порядке внутри себя.

М. Майерс― До такой степени глубоко профессиональный, законспирированный человек, что даже в «Архиве Пандоры» никаким образом нет и намеков на его состояние.

В. Шендерович― Так зачем же ему…

М. Майерс― Сотни медиа, наверное, тысячи журналистов, 12 миллионов документов.

В. Шендерович― Зачем же ему на свое-то. Есть кооператив «Озеро».

М. Майерс― А чужое отберут.

В. Шендерович― Который маршевым шагом вошел в этот список Форбс.

М. Майерс― «Архив Пандоры».

В. Шендерович― Зачем же ему самому. Мы же видим Геленджик. Все это кто-то строил для кого-то.

М. Майерс― Не предадут, думаете.

В. Шендерович― Предадут.

М. Майерс― В час-икс.

В. Шендерович― Конечно предадут. Как же не предать-то.

М. Майерс― Без копейки оставят.

В. Шендерович― Без копейки не останется. Где-то что-то зарыто, есть родные. Не будем углубляться в подробности. Ясно, что мы видим пейзаж. Все бывшие переводчики с португальского становятся крупнейшим нефтевладельцами. Человек, который носил за ним портфель…

М. Майерс― Жизнь непредсказуема.

В. Шендерович― Вдруг прорезался бизнес-талант. Какой-то бывший уголовник вдруг становится тоже миллионером рядом с ним и так далее. Огромное количество совершенно никому неизвестных людей вдруг становятся чрезвычайно одаренными бизнесменами. Об этом бессмысленно уже, Маша.

М. Майерс― Согласна. Но в «Архиве Пандоры» подчеркивается та простая мысль, что это не российское явление, а вполне международное.

В. Шендерович― Давай разделять.

М. Майерс― Мы тут с вами любим говорить, что мы тут все на востоке плохие, а там на Западе хорошие.

В. Шендерович― Стоп. А в офшоре нет ничего плохого. Спокойно. Давай разделять. Распутывать ниточки. Офшор – всего лишь способ хранения заработанных…

М. Майерс― Ухода от налогов, извините.

В. Шендерович― Способ ухода от налогов. Законный способ. Дальше начинаются подробности. Что за деньги там хранятся, легальные или спрятано наворованное. Или следы коррупционных работ твоих. Это один вопрос. Стоп. Давай по порядку. Вот это одна тема. И она совершенно очевидна. И именно поэтому, условно говоря, это же не только способ ухода от налогов, это еще способ и спрятать эти деньги от глаз. Поэтому условно Цукербергу-Гейтсу, условному миллиардеру, который заработал своим бизнесом деньги, ему нет оснований прятать. Это легальные деньги. Он заплатил с них налоги. Что-то вывел, что-то заплатил. Но он развивает свой бизнес, ему не надо прятать. У него не может быть черного дня, потому что его богатства не связаны с заниманием должности. И с узурпацией власти. И с кровью. А Лукашенко, Каддафи иже с ними – надо прятать.

М. Майерс― Там Тони Блэр, там Зеленский.

В. Шендерович― Секундочку.

М. Майерс― Кстати, американских политиков там нет.

В. Шендерович― Обратите внимание, кстати говоря. Это две темы. Первая тема – это, собственно, мера законности этих денег. И одни люди могут показать, откуда у них взялись деньги, которые они вывели в офшор, а другие не могут показать, откуда взялись деньги. Это одна тема. Законности. Вторая – нравственная тема. Что эти люди нам запрещают ковыряться в носу.

М. Майерс― Не патриотичненько.

В. Шендерович― Вот эти люди, вот ровно эти люди нам запрещают ковыряться в носу. Эти люди меня учат патриотизму. Сукины дети.

М. Майерс― Вот.

В. Шендерович― Эти люди мне про нравственность, про духовность. Эти люди запрещают, прямо говорят чиновникам, эти люди, насупив бровки, вот этот именинник…

М. Майерс― Деофшоризация экономики у нас…

В. Шендерович― Да. И так далее. То есть это демагогия. Это неприлично. И в нормальном государстве человек, пойманный на такой демагогии – он конечно в плохом…

М. Майерс― А Украина – нормальное государство в этом контексте? Найденных офшоров Зеленского.

В. Шендерович― Секундочку. Не переводи рельсы. Я не знаю, Зеленский до президентства…

М. Майерс― Конечно, но не патриотичненько.

В. Шендерович― Пускай украинцы это рассуждают.

М. Майерс― Согласна. Их дело.

В. Шендерович― Зеленский до того как стал президентом, он был очень преуспевающим бизнесменом.

М. Майерс― Шоуменом. Высокооплачиваемым.

В. Шендерович― Но это был очень крупный бизнес. Пускай украинцы сверяют счета, доходы с расходами. Это не наше дело. Он может сказать, что я был бизнесменом, вот мои деньги. Откуда денежки у этих государственных служащих, откуда? Это другой вопрос. Еще раз, есть вопрос законности, есть вопрос приличия. И в том и другом случае мы констатируем, что ни законности, ни приличия.

М. Майерс― Виктор Анатольевич, к политике мы еще вернемся. Не могу как писателя большого не спросить о Нобелевской премии по литературе.

В. Шендерович― За большого спасибо.

М. Майерс― Скажете, что не великого. Великого русского писателя Виктора Шендеровича. С чем это едят?

В. Шендерович― Про премию, едят с тем же, что и раньше. Это премия, конечно, политическая. В том смысле, что она отражает и даже призвана отражать, видимо. Это выбор не собственно писательский, это не гамбургский счет, о котором писал Виктор Шкловский. Это не цеховой разбор. Когда мы промеж себя представляем, кто сколько стоит. И как-то отличаем Донцову от Татьяны Толстой. Не тиражами меряем и так далее. Есть гамбургский счет и цеховой разбор. А есть Нобелевская премия. Она политическая почти по определению. Она отражает какие-то тренды. Там есть определенная очередность. Получил из Европы – в следующий раз вряд ли дадут из Европы. Если долго не было женщин – обязательно будет женщина. Если долго не было черного – обязательно будет черный. Ну и так далее. Если долго не было этой темы – а она актуальна – обязательно что-то символизирующее эту тему. Это очень понятно с точки зрения политической. И в этом смысле мотает в диапазоне от Светланы Алексиевич до…

М. Майерс― Абдулразак Гурна.

В. Шендерович― Да. В отличие от Алексиевич я его не читал.

М. Майерс― Боюсь, что никто его не читал. Люди добрые, есть ли среди вас хоть кто-нибудь…

В. Шендерович― Это не показатель. Это не значит, что он плохой писатель. Вот тут очень важная вещь. Мы можем не знать великолепного писателя и Нобелевский комитет может нам открыть глаза и мы скажем: ах, как же мы до сих пор жили без этого писателя. Может быть полный ноль. И попавший благодаря каким-то политическим или не полный, такой средний писатель. Попавший благодаря политическим раскладам. Важно понимать, что это просто разные вещи. Огромное количество великих писателей, стилистов, оказавших невероятное влияние на литературу, от Льва Толстого до Набокова, ели говорить о русских – не получали Нобелевских премий. А получали Нобелевские премии очень многие писатели, которых мы не вспомним и справедливо не вспомним. В то же время многие замечательные и получали Нобелевские премии. Но все-таки, условно говоря, писатели и поэты уровня Фолкнера и Бродского, в Нобелевском списке все-таки по моему вкусу это скорее исключение, чем правило. Надо понимать, что это две разные вещи. И мы вправе оценивать внятно политическое решение Нобелевского комитета. Оно вот такое. И сейчас будем, кому охота разбираться, что за этим стоит, какие именно политические тенденции и мысли. Что они хотят сказать этим. А кому интересно – могут почитать. Это может оказаться как великолепный писатель, так и совершенно пустяковый. Посмотрим.

М. Майерс― Я все-таки с вашего разрешения процитирую, за что премию. «За его бескомпромиссное и чувственное обличение последствий колониализма и судьбы беженцев в водовороте культур и континентов».

В. Шендерович― Значит политический…

М. Майерс― Уроженец Африки, арабского происхождения. Мусульманин этнический, живущий в Лондоне.

В. Шендерович― Да. Политически все понятно. Направление. Что за этим стоит – надо читать. Будем надеяться, что нас ждет приятное удивление, а не привычное разочарование.

М. Майерс― Понимаете, какая штука. Получается у нас две изнасилованные науки. Это история и литература. Я имею в виду в политическом смысле.

В. Шендерович― Конечно.

М. Майерс― Потому что мы же не обсуждаем Нобелевку по физике, по медицине. С точки зрения политической целесообразности.

В. Шендерович― Дело в том, что физика и химия – это науки. А литература – это вкусовая вещь. Тут не может быть победителей абсолютных. Продолжим тему, прости, перейдем к завтрашней премии.

М. Майерс― У меня только один уточняющий вопрос. Ладно, принимается. Но скажите, все-таки, пять Нобелевских премий по литературе. Полученных советскими, русскими, российскими писателями. Писателями эмигрантами. Это политическая история? Мы же привыкли гордиться ими как великой русской литературой.

В. Шендерович― Конечно.

М. Майерс― А приходит Шендерович и говорит: ребята, художественный вкус и прочие стилистические заслуги тут ни при чем.

В. Шендерович― Нет, я не говорю, что ни при чем. Я говорю, что иногда совпадают, а иногда…

М. Майерс― Не совпадают.

В. Шендерович― И необязательно, Шолохов не был эмигрантом.

М. Майерс― Тут один единственный вопрос…

В. Шендерович― Секундочку.

М. Майерс― Самая спорная фигура в политическом смысле – это Шолохов.

В. Шендерович― Ничего спорного.

М. Майерс― И Бродский, Солженицын, Пастернак – скорее про политику.

В. Шендерович― Это можно прочитать в замечательном сборнике Чупринина «Оттепель» в документах как шла политическая борьба за то, чтобы Шолохову, а не кому-то еще, а там были, я боюсь ошибиться. Но там была пара гениальных имен в писках конкурентов Шолохова. Великолепных имен. Это политическая история. Получение политической премии. Более того, и Солженицын в частности был ответом, и Бродский. Это политика. Она менялась от года к году. Другое дело, что повторяю, я думаю, что России в принципе повезло с качеством Нобелевских лауреатов.

М. Майерс― Совпадение.

В. Шендерович― Нет, повезло. Потому что Шолохов, если говорить о «Тихом Доне» — это великий писатель, конечно. Огромный писатель. Но повторяю, господи, боже мой, я не вспомню, но я помню какие-то случаи каких-то Нобелевских лауреатов, которые исчезали. Точно также если говорить о политике, о премии мира, которая ждет завтра вручение — тоже, разумеется, прямая политическая история. Это некоторый сигнал. И поэтому так важно, кто получит. Потому что там есть совершенно очевидно Навальный и Тихановская. Это политическая тема. Это диссиденты, это политзаключенные. Это тема освобождения. Из-под тоталитарного гнета России и Белоруссии. Это эта тема. Есть тема потепления. Которую символизирует вечно юная Грета. И есть…

М. Майерс― Я думала потепление в политическом смысле. Я уж расслабилась.

В. Шендерович― Климата. И дальше из важного, из того, что я могу вспомнить – это врачи…

М. Майерс― И Black Lives Matter.

В. Шендерович― Да. Разумеется. Четыре из пяти – это политическая история.

М. Майерс― Врачи за скобками.

В. Шендерович― А врачи как раз если дадут им — значит, что они не пришли ни к какому согласию по поводу, решили не рисковать. Потому что любое из решений – и Грета, и Black Lives Matter, и Навальный и Тихановская – очевидное участие в дискуссии. В сильнейшей дискуссии. На врачах все сойдутся. Да, надо лечить ковид. Спасибо тем, кто нас спасали. Это справедливо в смысле нашей благодарности. Но ничего не изменит. Тут надо понимать, что Нобелевская премия и почему я болею, например, за Навального и за Тихановскую – прежде всего за Навального, потому что если он получит Нобелевскую премию – это сильно увеличит его шансы выжить. Физически выжить. Потому что убить в тюрьме и не выпустить Нобелевского лауреата – труднее, чем просто какого-то ну знаете, вот своровал там Кировский лес, «Ив Роше», какой-то уголовник сидит.

М. Майерс― А не наоборот.

В. Шендерович― Нет, не наоборот.

М. Майерс― Зачастую логика в российской власти, коллективно российской власти…

В. Шендерович― Маша…

М. Майерс― Чем больше на нее давишь…

В. Шендерович― Маша…

М. Майерс― …тем больше упорствует в своих решениях

В. Шендерович― Маша, они, как говорят: дурак-дурак, а мыло не ест. Они мыло не едят. Умертвить лауреата Нобелевской премии – это тяжелый ущерб. На это надо решиться.

М. Майерс― Но и отпустить или обменять…

В. Шендерович― Это другой вопрос. Мы же не скажем, что мы обменяли. Это акт милосердия, как с Ходорковским. Легче торговаться. Им легче торговаться. Но и Путину тяжелее, по крайней мере, умертвить точно тяжелее. И не думаю, что они отвяжутся до такой степени, что будут вот демонстративно это делать. Поэтому я болею за Навального. Прежде всего.

М. Майерс― Есть ощущение, что у тех, кто решает судьбу нобелевского комитета, нет такой личной заинтересованности в судьбе Алексея Навального, а есть больше…

В. Шендерович― Разумеется.

М. Майерс― …какая-нибудь ковидная повестка. Или климатическая.

В. Шендерович― Разумеется. У них политический выбор, разумеется. Я просто констатирую, что 4 из 5 выборов – выборы ярко политические. Где ты кладешь гирьку на чашу весов, в общем, качающуюся чашу весов. В случае с «Врачами без границ» — это компромиссный никакой вариант. При всем уважении к врачам. Это ничего не изменит. Потому что мы понимаем опасность ковида, мир это понял. Мир вложил средства, усилия. И эта премия ничего не повернет в истории. Любая другая что-то означает. Я, разумеется, уже описал свои доводы. Это, конечно, политическая история тем более. Как и литературная.

М. Майерс― Выберут ВОЗ, будут обвинять нобелевский комитет в слишком незаинтересованном…

В. Шендерович― Послушай.

М. Майерс― Выберут из оставшихся четырех – будут обвинять в политизированности.

В. Шендерович― Послушай.

М. Майерс― Я думаю, что им конечно по барабану.

В. Шендерович― Им не по барабану. Но мы же не про них сейчас говорим. Мы говорим про нас. И про нас в России и про нас на земном шаре.

М. Майерс― Мы продолжим говорить про нас с писателем, журналистом Виктором Шендеровичем через несколько минут после новостей и рекламы. Маша Майерс в роли ведущих, скоро с вами встретимся вновь.

НОВОСТИ

М. Майерс― Это программа «Особое мнение». Предъявили обвинение в госизмене Илье Сачкову. Как вы понимаете, что это за история, что именно произошло.

В. Шендерович― Что произошло – это, видимо, знаю не я. Если говорить о подробностях. А если говорить о тенденции – то это очень познавательная и типичная история. Вот жил-был молодой, дико талантливый, видимо, по-настоящему талантливый Илья Сачков. Которого сколько ему лет? 30?

М. Майерс― 35.

В. Шендерович― То есть человек, который окончил школу, когда начался Путин. Он вошел в жизнь. При Путине. Вся его жизнь взрослая происходит при Путине. Его абсолютно устраивал Путин. Эти 20 лет. Потому что при Путине можно зарабатывать деньги, можно реализовывать свой талант. Можно становиться миллионером, миллиардером. Я не знаю, кто он там. Все шикарно, роскошно. Его абсолютно устраивал Путин. Более того, он достиг таких верхов, что мог с Путиным общаться и разговаривать.

М. Майерс― 2019 год.

В. Шендерович― Неважно. Недавно. Он элита. Он абсолютная элита. Его абсолютно устраивал Путин.

М. Майерс― Международная, причем. Сингапур, Америка.

В. Шендерович― Мы не услышали ни одного слова, ему не интересны были наши протесты, какие-то выборы, кого-то выбирают. Ему не надо, чтобы других выбирали. Его устраивает Путин. Ему хорошо при Путине, потому что при Путине он может реализовывать себя и становиться миллиардером. И вдруг опаньки – и вдруг с недавнего времени 2-3 дня буквально назад его страшно интересует тема прав человека. Вдруг выяснилось, что в стране, где он стал миллиардером – нет суда. Нет прав. Нет никакого общественного мнения, которое может за него встать. Нет партий. Нет ничего. Кроме Путина. К которому обращается его мама с просьбой отпустить Илюшу. Не в суд, не к общественности. Потому что нет суда, нет общественности. Ничего нету. Есть только Путин. Который захочет – сгноит, захочет – выпустит обратно в список Форбс. И она обращается к Путину. И уже два дня или три или сколько там, неделю его, страшно интересует тема прав человека. России как демократического государства. Черт возьми, права и свободы. Ни разу его не интересовало. Мы не слышали этого имени, это не Зимин, не Петров, не Ходорковский. Какие-то люди помогали.

М. Майерс― Петров и Ходорковский до арестов тоже не сильно высказывались на тему прав человека.

В. Шендерович― Неправда. Петров помогал, поддерживал…

М. Майерс― Я не знаю, помогал ли Сачков.

В. Шендерович― Я про другое говорю.

М. Майерс― …Я даже группу IB не слышала ни разу.

В. Шендерович― Еще раз. Петров был депутатом ГД и пытался из «Справедливой России» сделать что-то человеческое. И кормил ее своими деньгами.

М. Майерс― Это другой разговор.

В. Шендерович― Этих негодяев. Пытался сделать что-то человеческое и лоббировать какие-то человеческие законы. Ходорковский за то и сел, что на встрече с Путиным, собственно говоря, не лег к сапогу как остальные, а начал предъявлять претензии, которые должен предъявлять к президенту крупный менеджмент, которого не устраивает то, как коррупционная история. Зимин – филантроп и враг народа и иностранный агент. И так далее. Я не про то, что Сачков плохой. Он, наверное, хороший. Я про то, что ни его, а вот в рифму к Сачкову речь Навального, которую он передал на вручении ему премии международной и он говорит правозащитникам: вы были правы, я недооценивал. Тема прав человека на периферии была всегда. И те, кто думали, что используют Путина для рыночных экономических реформ, Чубайс и компания, полагали, что они используют эту пешку номенклатурную для проведения реформ. А права человека, свобода слова, ну там НТВ – подождет. Потом, потом, потом. Так вот выясняется, что ничего не потом. Что нет ни прав человека, ни бизнеса. Оказывается, с прав-то человека надо начинать. Оказывается это очень и очень важно. Даже для тех, кто чувствует себя совершенно неуязвимым. Тем, которым кажется, что они поймали бога за бороду. Взяли. Бог отлепил, тебе показалось, это галлюцинации. Ты такой же раб, как и все остальные. Ты был богатым рабом, но в одну секунду тебя сделают бедным рабом. Тебя сделают заключенным рабом. А дальше тебе в задний проход будут засовывать швабру. И не найдется никого, кто за тебя вступится. Ни в политике, ни в суде, только правозащитники. Только иностранные агенты и враги народа будут что-то верещать, отчасти уже из-за границы про права человека. Вот в чем штука. И это урок. Это очень серьезный урок. И дело не в Сачкове, я надеюсь, что он выйдет на свободу.

М. Майерс― Лет через 20.

В. Шендерович― Нет, я надеюсь, что раньше. Я надеюсь, что гораздо раньше.

М. Майерс― А с чего вдруг?

В. Шендерович― Ну может быть договорятся.

М. Майерс― Мама до Путина достучится?

В. Шендерович― Нет, как-то договорятся. Откупятся, договорятся по понятиям. Не знаю. Он же не личный враг Путина. Это личные враги Путина не выходят на свободу. А так-то договориться можно по деньгам, отдаст немножко…

М. Майерс― Да я думаю, что он все отдал. Или все забрали.

В. Шендерович― Посмотрим. Там, конечно, набежало шакалов. Буйвола такого завалили. Тут уже стая гиен и шакалов.

М. Майерс― Я пытаюсь вашу эмоцию поймать. Вот вы знаете, мы этот кейс обсуждали с Чичваркиным. С Евгением. Это было несколько дней назад в «Персонально Ваш». И мой последний вопрос по этой теме был: так ему и надо? У него другие рода были претензии. Не потому что он за права человека не высказывался. А, условно говоря, связался с государством, сел на госконтракты…

В. Шендерович― Смотри.

М. Майерс― Ручкался с Путиным. И получил.

В. Шендерович― Маша.

М. Майерс― Так у меня вопрос к вам. Секунду. Так ему и надо?

В. Шендерович― Нет, конечно. Ты спрашиваешь, доставит ли мне радость, если его сгноят? Нет.

М. Майерс― Не выходил, вот получи, что называется, тебе в обратку прилетело.

В. Шендерович― Не выходил – получил. Логика прослеживается. Но это не значит, что так ему и надо. И что нам так надо тогда уже. Потому что это судьба общая. Никакого злорадства нет, разумеется. Есть только здравый взгляд и логика. Логика совершенно очевидная. Братцы, дорогие мои, миллиардеры мои, бизнесмены мои, которые думают, которых устраивает Путин, потому что при нем зашибись зарабатывать деньги. Это как карта ляжет. Как монетка. Чичваркин вот уехал. Отняли бизнес – уехал.

М. Майерс― Дуров у нас…

В. Шендерович― Дуров уехал.

М. Майерс― В этом смысле больше можно проводить параллели судьбы Сачкова и Дурова.

В. Шендерович― Вопрос. Внимание, вопрос. К группе знатоков. Мы рассматриваем Россию, простите, как просто территорию для бизнеса или это, простите за выражение – родина. Если это территория для бизнеса, тогда мы играем в казино. Это рискованная ставка, но она может сыграть. Я тут заработаю много денег, наверное, если что, успею договориться. Наверное, в случае чего успею бежать. А кто-то успел, а кто-то нет. Кто-то договорился, а кого-то съели. Это дарвинизм. Но либо мы рассматриваем Россию как саванну, по которой бегают куски мяса, которые мы можем поесть.

М. Майерс― Это подход Сачкова.

В. Шендерович― Это подход всех бизнесменов.

М. Майерс― О’кей.

В. Шендерович― Либо это место, где можно нехило заработать бабла, и авось не тронут. И я договорюсь, у меня все схвачено. Пока не приползет из этой саванны что-нибудь, что сильнее тебя. И выяснилось, что ты просчитался. Что не договорился. Что договорился с этим прайдом, а с этой анакондой не договорился. И с этим крокодилом. Вот и все. Либо, простите, мы рассматриваем эту страну как родину. Как какую-то страну, в которой может быть стоит попробовать завести приличные порядки. Чтобы ни от какого-то ФСБшника поганого зависело, быть твоему бизнесу или нет. Чтобы тебя нельзя было просто съесть. Хапануть. Чтобы нельзя было засунуть тебе в задний проход швабру. Нельзя. Бомж ты или олигарх — нельзя. Чтобы никакому полицейскому это не пришло в голову. Чтобы он понимал, что накажут его, а не того правозащитника, который попытается этому препятствовать. Это и есть главный вопрос, в сущности.

М. Майерс― Вы обещали, пока была пауза, рассказать, как это связано с полетом в космос. Лучших представителей нашего культурного сообщества. Известной актрисы и знаменитого талантливого режиссера.

В. Шендерович― Потому что в прайм-тайм по федеральным каналам надо показывать, как пытают в саратовской тюрьме…

М. Майерс― Это зачем еще, интересно.

В. Шендерович― И как в Красноярске. Как в Иркутске пытают. Круглые сутки. Пока ни придут в себя. Пока население ни придет в себя.

М. Майерс― У нас Эрнст не для этого.

В. Шендерович― Я не про Эрнста сейчас. Сейчас точно не сбивай. Пока не придет в себя население. Пока не очухается. Пока не задаст себе, не ахнет, чтобы спички в глаза ставить, чтобы закрыть глаза нельзя было, и пульт выключить.

М. Майерс― Заводной апельсин.

В. Шендерович― И смотреть на это. Да-да. Заводной апельсин. Вот смотреть на это. Пока хором россияне ни скажут: как же мы дошли до жизни такой. Что группа этих упырей распоряжается нашими жизнями, жизнями наших детей. Что они могут нас убивать, пытать, развязывать войны. Не говоря уже воровать. А прекрасная Юлия Пересильд, за которую вступаться передо мной не надо, потому что я ее люблю раньше вас всех. Я ее помню второкурсницей с курса Хейфеца, ГИТИС. Она замечательная талантливая девочка, выросшая хорошо и правильно. Дай ей бог здоровья. Она талантливая умная красивая.

М. Майерс― Но ее использовали.

В. Шендерович― Но ее используют. Используют. Так же как напоминаю, под барабанную дробь – используют Липницкую. Как используют, эти поганые негодяи используют все замечательное, хорошее. Для того чтобы нам вставить шприц в вену, для того чтобы мы с дурной улыбкой радовались тому, что Россия опять всех победила.

М. Майерс― В области балета.

В. Шендерович― И в области балета и в области фигурного катания. И в области гимнастики. И в области футбола на одну секундочку. В области космоса. Сегодняшний российский космос это Терешкова, открывающая сессию. Вот посмотрите. Это не Пересильд. Почувствуйте разницу. Посмотрите в это лицо. Вот это наше сегодняшнее лицо. А не Юлия Пересильд. Придите в ужас. Очухайтесь. Это связанные вещи. Потому что вся эта история, я уж не говорю, что это на мои деньги, на твои делается. На казенное бабло. Этот фильм.

М. Майерс― Они в космос летают.

В. Шендерович― Да.

М. Майерс― Ну так ФСИН тоже я кормлю. Мы с вами кормим.

В. Шендерович― Да. Но это отдельная тема.

М. Майерс― Одни в космос летают, другие швабры засовывают. И все на наши с вами деньги.

В. Шендерович― Но это отдельная тема.

М. Майерс― И 33 миллиарда на выборы 2024 года в бюджете.

В. Шендерович― Нет бы просто сказать: буду я. За бесплатно. И сэкономить деньги. Снова буду я, да, вы угадали. Чего симулировать-то. Так вот мы близко пока, мы очень далеки от того, чтобы вздрогнуть даже. Не то чтобы исправить что-то. Но начнется все когда-нибудь с того, что люди вздрогнут и скажут: боже мой, как мы до этого дошли, боже мой, как мы это допустили. Как немцы вздрогнули. Только разница в том существенная и печальная – что мы должны себя заставить это сделать сами. Немцев-то ткнули в их кровавое дерьмо снаружи. Сильная внешняя рука. Наша и американская. Их заставили. А мы должны сами это сделать. А не сделаем – будем дальше кочумарить, любоваться на Пересильд с палкой в заднице.

М. Майерс― Как мы с Виктором Шендеровичем дошли до 17 часов 47 минут, совершенно непонятно. Тем не менее. Это «Особое мнение» писателя и журналиста Виктора Шендеровича. Спасибо большое.

Источник: Эхо Москвы, 7.10.2021