Автор: журналистка Дарья Корнилова (на фото)

На выездных заседаниях Кисловодского городского суда, проходящих в городе Ессентуки, продолжается рассмотрение «Ингушского дела». Заседание суда посетила исполнительный директор Московской Хельсинкской группы Светлана Астраханцева. Адвокаты рассказали о ходе процесса и выявленных нарушениях.

Суд над старейшинами и активными участниками протестной акции в Магасе, состоявшейся 26 и 27 марта 2019 года (Малсагом Ужаховым, Ахмедом Барахоевым, Зарифой Саутиевой, Барахом Чемурзиевым, Мусой Мальсаговым, Исмаилом Нальгиевым и Багаудином Хаутиевым), начался в ноябре 2020 года. По мнению следствия, именно эти семь человек являлись лидерами ингушского протеста против подписания Соглашения об установлении границы между Ингушетией и Чечней.

Всем семерым участникам дела вменяют ч. 3 ст. 33 и ч. 2 ст. 318 УК РФ (организация опасного для здоровья насилия в отношении представителей власти). При этом представители обвинения пытаются доказать наличие экстремистского сообщества, организаторами которого якобы являлись Ахмед Барахоев (66 лет), Малсаг Ужахов (69 лет) и Муса Мальсагов (49 лет) ч. 1 ст. 282.1 УК РФ. Другим участникам дела – Зарифе Саутиевой (42 года), Бараху Чемурзиеву (51 год), Исмаилу Нальгиеву (29 лет) и Багаудину Хаутиеву (30 лет) – вменяют участие в этом сообществе ч. 2 ст. 282.1 УК РФ.

26 февраля 2021 года был задержан восьмой предполагаемый «лидер протеста» Ахмед Погоров (57 лет). Его также обвиняют в организации опасного для здоровья насилия в отношении представителей власти и участии в экстремистском сообществе.

120 томов «процессуального мусора»

Адвокат Магомед Беков рассказал, что в настоящий момент идет судебное следствие, уже допрошены более тридцати свидетелей и потерпевших. В свободное время прокуратура исследует так называемые доказательства стороны обвинения. В основном, по словам Магомеда Бекова, это процессуальный мусор, потому что как таковых доказательств, подтверждающих обвинение, нет.

«Напрочь отсутствуют какие-либо доказательства, которые подтверждали бы, что лидеры ингушского протеста что-либо организовывали. Более того, осуждено более тридцати молодых ребят, которые участвовали в столкновениях, которые были спровоцированы именно сотрудниками Росгвардии. Потому что это была явная провокация, которая, по сути, и вылилась в эти столкновения. Осуждены более тридцати молодых ребят, которые подтвердили, что каждый из них на этой площади действовал самостоятельно. Никто их не организовывал. Защита их будет вызывать в качестве свидетелей защиты», – сообщил Магомед Беков. Он добавил, что есть около сотни свидетелей защиты, которых адвокаты намереваются вызвать в суд.

Пока что своих свидетелей в суд вызывает сторона обвинения. В основном это засекреченные потерпевшие и свидетели. Несмотря на то, что они подтверждают, что в их адрес не поступало никаких угроз, суд не удовлетворяет ходатайства защиты об их рассекречивании. При этом в материалах дела отсутствуют их заявления о наличии реальных угроз, хотя по УПК свидетель или потерпевший обязан предоставить такое письменное заявление на имя следователя. Общественные защитники по данному делу также рассказали, что во время допросов скрытых свидетелей по видео-конференц-связи, при том, что сами свидетели находятся вне зоны видимости камеры, в эфире явственно слышны голоса третьих лиц, консультирующих свидетелей во время дачи показаний. На вопрос защиты о том, находится ли в помещении кто-либо еще, они отвечают отрицательно.   

Адвокат Магомед Беков отметил, что это своего рода двойные потерпевшие, потому что по настоящему уголовному делу они не могут быть потерпевшими. «Когда им задают вопрос, «имеете ли вы претензии к подсудимым», они говорят: «Нет, не имеем». – «Являетесь ли вы потерпевшим по настоящему уголовному делу?» Они отвечают, что «нет, не являемся». «Осужден ли человек, который применил в отношении вас какую-либо физическую боль или насилие?» Они говорят: «Да, осужден» или «Дело возбуждалось. Я опознавал лицо, которое причинило мне вред». А в отношении лидеров протеста и наших подзащитных, соответственно, никаких претензий у них нет. И некоторые потерпевшие, допрошенные в судебном заседании, на вопросы защиты неоднозначно ответили, что они не считают себя потерпевшими по настоящему делу», – добавил Магомед Беков.  

По словам адвоката, говорить о праве здесь не приходится. Он высказал опасения, что конструкция, апробированная на «Ингушском деле», может войти в практику в России в целом, и призвал больше говорить об «Ингушском деле». «Я считаю, что не должно быть «Ингушского дела» или «Болотного дела», «Новосибирского дела» или «Московского дела». Мы все граждане одной страны, и я считаю, что все-таки, в конце-то концов, пора понять, что не существует Кавказа отдельного от России. Мы все одна страна, и мы должны друг за друга держаться и поддерживать друг друга. Все политические заключенные, они наши политические заключенные. Это наши с вами граждане, за которых мы все должны бороться, которых мы должны поддерживать», – заявил Магомед Беков.

Фото: Дарья Корнилова

Изменение территориальной подсудности

Адвокат Джабраил Куриев обратил внимание на то, что с самого начала следственные действия вышли за рамки правового поля. После задержания в Ингушетии обвиняемых на вертолетах через военные части вывезли в Кабардино-Балкарскую Республику и там повторно оформили задержание. В уголовном деле задействовать военную технику не в силах даже глава региона. Адвокат полагает, что это решение принималось на очень высоком уровне. Сопровождение операции преимущественно осуществлялось силовиками из других регионов.

Изменение подсудности, по словам Джабраила Куриева, было абсолютно незаконно. «Была представлена какая-то пресловутая справка ФСБ, на основании которой подсудность была изменена с территориальной подсудности Ингушетии на Ставропольский край, а именно город Кисловодск. Справка содержала стандартный текст о том, что подсудимые чуть ли не штурмом будут брать суды республики, что у них есть обширные связи какие-то, что они будут влиять на ход рассмотрения самого уголовного дела, а также оказывать давление на потерпевших, свидетелей и так далее. Все это, конечно, не подтверждается ничем, кроме этой справки. Важно понимать, что на основании таких бумаг сама подсудность не меняется. У нас действительно имеется оперативное сопровождение ФСБ, но сам факт предоставления этой справки, как мы считаем, напрямую противоречит самой инструкции ФСБ», – пояснил Джабраил Куриев.

Адвокат разъяснил, что раз есть оперативное сопровождение, имеется и оперативное дело. Раз имеется оперативное дело, оно засекречено. Следователь должен направить соответствующий запрос в адрес ФСБ, имеются ли у них какие-то сведения о том, что подсудимые собираются что-либо предпринимать. Если таковые сведения имеются, то ФСБ принимает решение о рассекречивании информации, выносится соответствующее постановление и направляется в адрес следователя. Следователь обязан информацию проверить, только после этого она приобретает какую-либо юридическую силу, на основании которой можно принимать решение. «В данном случае ничего такого не было. Была прислана какая-то справка должностным лицом. На основании этой бумаги приняли решение в отношении подсудимых об изменении территориальной подсудности. Мы полагаем, что данное решение было абсолютно незаконным, неправильным, предрешенным. Мы не знаем, политически оно мотивировано или нет, но защита и сами подсудимые считают, что здесь имеет место быть политическая подоплека», – поделился Джабраил Куриев.

Еще один факт, по словам адвоката, опровергает доводы, изложенные в справке. На территории Ингушетии судами республики Ингушетии было рассмотрено более трехсот административных дел. И всем участникам протестной акции выносили решения об административном аресте на десять суток, в том числе и участникам «Ингушского дела». Если бы на суды мог повлиять кто-либо из подсудимых, они повлияли бы в момент ареста по административным делам.

Домашний арест для Зарифы Саутиевой

Адвокаты «Ингушского дела» отметили, что в целом не имеют нареканий к суду, который ведет себя довольно объективно. Судья в действительности является арбитром и не выступает ни на стороне защиты, ни на стороне обвинения. Старается вести процесс и соблюдать принцип состязательности сторон. Стороне защиты разрешена видеофиксация процесса. На открытые части заседаний суд допускает прессу и зрителей, правда последних в количестве не более трех человек. 

Заседание 10 марта 2021 года завершилось аплодисментами судье, удовлетворившему ходатайство защиты об изменении меры пресечения Зарифе Саутиевой. Адвокаты также ходатайствовали об изменении меры пресечения для старейшин, Ахмеда Барахоева и Малсога Ужахова, однако здесь суд остался непреклонным и оставил арест в силе. Сама Зарифа сказала, что сожалеет, что ходатайство не удовлетворено в отношении старейшин. «Если выбирать между мной и ими, я, наверное, выбрала бы все-таки, чтобы они вышли на свободу, а не я», – сказала Зарифа Саутиева. «Самые счастливые минуты за эти два года», – прокомментировал перевод Зарифы на домашний арест Ахмед Барахоев.

На следующий день Генеральная прокуратура по СКФО обжаловала решение об изменении меры пресечения Зарифе Саутиевой в Ставропольский краевой суд. «По их мнению, она может скрыться от суда, если ее не вернуть в СИЗО. Теперь краевой суд будет решать, оставить ли в силе постановление Кисловодского суда или все-таки удовлетворить представление прокурора», – сообщил адвокат Билан Дзугаев.

На этом приключения не закончились. Уже 13 марта хозяйке квартиры, в которой на время домашнего ареста проживает Зарифа Саутиева, позвонил неизвестный и потребовал личной встречи. Удалось вычислить, что телефонный номер звонившего принадлежит сотруднику УФСБ. «Учитывая то обстоятельство, что договор найма жилья для содержания Зарифы Саутиевой под домашним арестом был приобщен к материалам уголовного дела, смею предположить, что государственные обвинители, которые участвуют в деле, слили информацию операм, которые пытаются оказать давление на собственника жилья», – объяснил адвокат Магомед Беков. По его мнению, данные незаконные действия со стороны силовых структур направлены на запугивание собственника жилья с целью заставить расторгнуть договор найма жилого помещения.

Под домашним арестом Зарифе запрещены прогулки, запрещено пользоваться гаджетами, но ее могут навещать близкие родственники. По словам Билана Дзугаева, она отдыхает и восстанавливается после СИЗО. «Когда Зарифу задержали, для нее это было большой неожиданностью. Она не была в розыске или подозреваемой – ничего абсолютно. Взяли, задержали и понеслось все это на 19 месяцев. Точно также, когда ее отпускали, она была шокирована. Тоже этого не ожидала. Я надеюсь, что ее не будут преследовать, терроризировать, все-таки оставят человека в покое и меру пресечения не изменят», –  сказал Билан Дзугаев.

Как наш царь российский соизволит, так и будет

Обвиняемый по «Ингушскому делу» Муса Мальсагов, как и другие задержанные, уверен, что процесс носит политический характер и ничего общего с правосудием не имеет. «Через две недели будет два года как мы здесь сидим. Мы не совершали даже административного правонарушения. Тем не менее власть начинает нас изолировать. Все наше заключение, весь процесс связаны с тем, что федеральная власть была вынуждена заменить региональную власть. Для того, чтобы устояться, окрепнуть, встать на ноги ей необходимо полтора-два года. При том гражданском обществе, которое было в республике, которое сложилось в результате противоправных антинародных действий экс-главы республики, они побоялись, что мы можем помешать Калиматову твердо встать на ноги. И поэтому они решили таким образом нас изолировать. Мы думаем, что сентябрьские выборы пройдут и будет решение, исход нашего дела», – рассказал Муса Мальсагов.

Муса не рассчитывает на справедливый приговор, так как, если говорить о справедливости, то не должно было бы быть ни одного дня «нашего здесь содержания». Если посчитают, что их еще надо задержать, найдут повод еще дольше задерживать. По его словам, все участники «Ингушского дела» призывали митингующих не нарушать закон и не поддаваться на провокации. Муса уверен, что для нынешней России представители гражданского общества, которые имеют авторитет, популярность или поддержку в народе, опасны, и их будут изолировать. Но не делать то, что они делали в тех условиях, которые сложились, не выступить против произвола, против беззакония они не могли. «Мы не считаем, что мы совершили преступление. Если завтра будет такая же ситуация, мы также поступим и абсолютно мы не жалеем ни о чем, что мы делали. Мы представители гражданского общества. Мы занимались развитием институтов гражданского общества. Это не является даже в наших сегодняшних реалиях региональных и федеральных законов правонарушением, поэтому мы и в дальнейшем будем заниматься этим. Будет это угодно власти или нет, нравится это власти или нет. Поэтому на все воля всевышнего. И нам наоборот помогли. Сегодня власть консолидировала ингушское общество как никогда. Такой консолидации и объединения даже в противоположных общественных организациях не было в Ингушетии. Преступные действия региональной власти с молчаливого согласия федеральной власти, наоборот, помогли ингушскому гражданскому обществу консолидироваться. И я уверен, что, как прежде, на ура антинародные непопулярные в народе решения как федеральной, так и региональной власти не пройдут. Их реализовывать будет все сложнее и сложнее», – заключил Муса Мальсагов.

Он поблагодарил представителей МХГ, всех правозащитников и тех, кто небезразличен к тому, что происходит в республике. «Я бы хотел, чтобы эти слова тоже в своем материале изложили, что мы благодарны всем. Сегодня, к сожалению, это расправа не над ингушским гражданским обществом. Сегодня власть на примере Ингушетии уничтожает гражданское общество в целом в России. Нам нельзя быть безразличными к тому, что происходит сегодня в Ингушетии. Я надеюсь, что мы будем дальше поддерживать друг друга, и еще раз хотел бы поблагодарить всех, кто принял участие, помог нам, оказал содействие и поддержку. Те письма, которые мы получаем от неравнодушных людей, пикеты, мы это видим, нас это очень сильно поддерживает и помогает нам», – добавил гражданский активист.

По словам Мусы Мальсагова, то, что сегодня происходит с гражданским обществом в Ингушетии, будет транслироваться на всю остальную Россию. «Грош нам цена, если, испугавшись этого давления со стороны коррумпированной власти, мы перестанем заниматься той благородной деятельностью, которой мы занимались. Это показал опыт. То, чем мы занимались, было востребовано обществом. И сегодня, чем меньше правозащитников, чем меньше институтов гражданского общества, чем меньше независимых общественных организаций, тем больше возрастает на них запрос со стороны общественности. Потому что мы понимаем, что Единая Россия и их сателлиты – остальные партии, они интересы, права простых людей не защищают, к большому сожалению. Поэтому вся надежда общественности, народа на гражданские, на общественные организации», – отметил Муса Мальсагов.

Они хотели нас сломить, но нас сломить не получилось

Старейшина Ахмед Барахоев обратил внимание на необходимость реабилитации ингушей после сталинских репрессий. «Основной закон, в разработке которого я принимал участие как помощник депутата СССР, это Закон о реабилитации репрессированных народов. Это самый гуманный закон, который был принят и в коммунистической, и сейчас в современной России. Более гуманного закона не было. Он касается не только ингушского народа. Более 13 народов были репрессированы. В части территориальной реабилитации третья и шестая статьи не находят механизма. 26 лет лежит закон, пылится. Есть Дума, есть Совет Федерации. Отмените этот закон, скажите: «На него нет механизма». Тогда народ успокоится, будет знать, что такого закона нет. А когда он 26 лет лежит и не исполняется, и ничего не говорится, естественно, это чувствуется, как рана, которая кровоточит. Если у меня рана, я буду обращаться ко всем, искать метод вылечить эту рану. Она кровоточит у нас. Это не маленький вопрос. Это вопрос репрессий. Все народы прошли через это, а наш народ особенно болезненно, потому что мы лишились родины», – рассказал Ахмед Барахоев.

По словам старейшины, большую роль играет ментальность народа и важно, когда народ привязан к своей земле. Сам Ахмед знает 13 своих прадедов и посещает их могилы. Ему больно, когда ингушские земли передают другому субъекту. «Когда сегодня нас хотят размазать, отобрать у нас земли, отобрать суверенитет, лишить нас государственности, мы должны как-то выразить свой протест, свое недовольство. Мы выразили этот протест мирным способом. Мы создали прецедент в мире, который никто не создал. Тринадцать дней молодежь обслуживала и полицейских, и стариков, и женщин. И никаких финансирований у нас не было», – отметил Ахмед Барахоев. Он посетовал на то, что даже перевод с ингушского языка документов, представленных в суд в качестве доказательств обвинения, был сделан чеченским переводчиком, исказившим смысл сказанного. «Власть сверху дала политический заказ. Этот заказ любой ценой должен быть исполнен, но это же неправильно. Мы же не такую Россию демократическую себе представляем. Мы представляем ее с Конституцией, с правами человека», – добавил Ахмед Барахоев.

Старейшина Малсаг Ужахов отметил, что суд успел рассмотреть уже 108 томов из 119. «Нам каждый раз прокуратура обещает, что будут конкретные данные. 108 томов – и ничего против нас нет. Осталось десять томов. Будет ли там что-то? Я не знаю. Они предъявили нам экстремизм, но все люди, на основании показаний которых строится это обвинение, пришли сюда и опровергли это обвинение. Они хотели объявить две организации – Совет тейпов и Ингушский комитет национального единства – экстремистскими. Суд отказал им в этом. Но при всем этом, зная нашу судебную систему, и зная об их устремлениях, в то, что нас оправдают и выпустят, а потом будут судить их, верю ли я? Я в это не верю. В России это невозможно. На нашем примере хотят испугать и наше, и все российское общество. Смотрите, с вами будет все то же самое. Они хотели нас сломить, но нас сломить у них не получилось. Мы знаем, почему мы здесь. Мы защищали интересы ингушского народа и всего российского народа в том числе», – сказал Малсаг Ужахов. Напоследок он процитировал стихотворение Рылеева:

Тюрьма мне в честь, не в укоризну,

За дело правое я в ней,

И мне ль стыдиться сих цепей,

Коли ношу их за Отчизну. 

14 марта 2021 года