Журналистка, правозащитница, член общественной наблюдательной комиссии г. Москвы, член Общественного совета при ФСИН РФ, член Совета по правам человека при Президенте РФ, лауреат премии МХГ на примере дел о фейках, относящихся к сталинским годам, предостерегает от внедрения в уголовную практику такого понятия, как фейк, которое легко применить к любому выражению мнения, отличному от официально принятого, но право на которое закреплено в российской Конституции.

«Расстрелян за слухи о нападении Германии»

Правоохранительные органы завалены обращениями от простых россиян о фейках. Гиперактивные граждане в нынешних сложных условиях строчат жалобы на соседей и коллег. Даже силовиков порой эти письмена вводят в ступор — их авторы видят крамолу там, где ее точно нет.

^{Фото Михаила Ковалева}

Началась вся эта компания после того, как в России вступил в силу закон об уголовной ответственности за фейки. Еще год назад никто и не предполагал, что могут быть такие фейки, за которые станут наказывать реальным сроком (до 15 лет лишения свободы).

В мире, где информация стала оружием, кажется совершенно логичным бороться с фальсификацией и вымыслом. Но главное в этой борьбе не переусердствовать.

Мой материал — предостережение. Он о фейках сороковых годов прошлого века, которые отличались одной особенностью: массово наказывали тех, кого оговаривали. Лишь спустя многие годы суд признал, что сами дела были фейковые, а всех обвиняемых реабилитировал. Увы, многих — посмертно.

Фейк, как гласят словари, что-либо «ложное, недостоверное, сфальсифицированное, выдаваемое за действительное, реальное, достоверное с целью ввести в заблуждение». Больше всего дел о фейках было в 40-х годах. Карались в то время они по статье 58-10 УК РСФСР «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений».

Передо мной тома по реабилитации тех, кто получил сроки за подобные преступления, которые оказались выдуманными. Мы намеренно не изучали истории, в которых бы фигурировали известные фамилии. Все эти дела — про обычных советских граждан, которые понятия не имели, что могут попасть под статью. Их уголовные дела мы распределили по типам «фейков».

История первая: крестьянин-«пропагандист»

Следственное дело № 50 НКВД СССР. С карточки на меня смотрит седовласый седобородой мужчина в крестьянской «косухе». Его арестовали весной 1937 года, ему было 63 года. Вменили Николаю Кузьмичу распространение ложных сведений о военно-политическом положении.

Есть в материалах цитата, которая якобы ему принадлежала: «Япония идет на Монголию, а потом на СССР. Япония должна победить Советский Союз с Востока, а Германия и другие страны — с Запада». Распространял этот фейк малограмотный крестьянин-единоличник в поселке Усть-Турга. Как сказано в решении «тройки», тем самым он «проводил крестьянам пораженческую позицию в пользу Японии». Расстрелян.

История вторая: конюх-«шпион»

Выписка их протокола № 6 заседания «тройки» УНКВД Восточно-Сибирской области от 17 сентября 1937 года. На скамье подсудимых 37-летний конюх, знающий тибетский язык. Собственно, это знание, судя по всему, и стало основным доказательством его вины. «Тройка» посчитала, что он распространял на тибетском языке среди священнослужителей лживую информацию о Красной Армии, говорил им, что нужно бежать. Поставили судьи и вопрос о его возможной шпионской деятельности, но не стали утруждать себя сбором доказательств. Расстрелян.

История третья: работники СМИ-«вредители»

Два следующий дела очень похожи, их герои даже сроки получили одинаковые — 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Радиотехника Петра Останина в 1937 году обвинили в том, что он нецензурно выражался в адрес комсомольской организации и якобы глушил радиопередачи во время докладов руководителей партии и Советского правительства. Оправдали его уже в 1955 году по протесту Генпрокурора СССР. Интересно, как обосновали: «обвинение основано на неясных противоречивых показаниях свидетелей [перечисляются фамилии]». В отношении основного и единственного высказывания Останина об одном из врагов народа невозможно установить, в каком ключе это заявление им было сделано. Из показаний самого Останина видно, что высказывание «не содержало антисоветского умысла».

Выходит, только спустя почти двадцать лет смогли разобраться в смысле фразы, которую сказал радийщик, и не усмотрели ней ничего крамольного.

Работника типографии Виктора Казанцева в 1938 году обвинили в распространении устной информации, которая подрывает авторитет советской власти, а также срывах выпуска газет и создании тем самым «недовольства среди населения». И снова протест Генпрокурора СССР: «Обвинение Казанцева строится на показаниях свидетелей, опросы которых носят поверхностный характер и составлены с грубыми нарушением». Вердикт суда: уголовное дело прекратить за недоказанностью («за недоказанностью» написано шариковой ручкой).

История четвертая: «пораженческие» фейки

В этой истории сразу три персонажа, и постановление об их виновности вынесло особое освещение при НКВД СССР 16 декабря 1942 года. Итак, супруги Чикины (муж Виктор — русский, жена Мария — украинка) и венгр Бела Фризл жили в Чите. Чикин и Фризл работали в одном из статистических управлений города. Впрочем, Фризл, к примеру, в этом управлении занимал должности конюха и кузнеца, так что вряд ли много смыслил в цифрах.

У Чикина не было высшего образования, а его жена и вовсе на момент ареста была домохозяйкой. Как бы то ни было, всем троим вменили, что на протяжении нескольких лет они вели в своем окружении антисоветскую агитацию, «дискредитировали мероприятия партии и правительства, высказывали пораженческие настроения». Вероятно, именно «близость» к статистическому управлению дала повод вменить этим несчастным людям такую серьезную статью (58-10 ч. 1 УК РСФСР). Приговор: мужчинам назначили по 10 лет, Марии — 8. Сами они себя виновными так и не признали (все обвинение строилось на показаниях свидетелей). Спустя двадцать лет в Генпрокуратуре придут к выводу, что все свидетельские показания неубедительны и противоречивы, читай: лживы. Суд полностью реабилитировал всех троих.

История пятая: пьяные фейки

Только представьте себе обычную и для нынешнего дня картину. Сидят и выпивают мужчины, говорят о разном, в том числе о политике, о ситуации в стране. Примерно так и произошло в маленьком поселке, где почти все жители были работниками комбината «Дарасунзолото» (еще в 1861 году в этом месте была найдена жила с золотом, с тех пор там добывали его в промышленных масштабах). И вот сели на стол, на котором была самогонка да закуска, Леонид Троицкий, Александр Крымко, Илья Беломестный. Троицкий предложил тост за здоровье Троцкого и Зиновьева, в то время признанных врагами народа. Донесли на них супруги, которые проживали по соседству.

И вот следствие. На нем все трое не отрицали – было дело, пили, тост говорили. Но даже тогда эти действия состава контрреволюционного преступления не содержали (к такому выводу пришел суд спустя 30 лет).

Следствие посчитало, что якобы трое во время распития напитков распространяли недостоверные сведения о невиновности Троцкого и Зиновьева. Причем прямых доказательств этому не было. Логика следствия: раз пили за их здоровье, значит, не верили в их террористическую деятельность и не считали их наказание справедливым. Фейк, в общем. 9 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила Троицкого (ему тогда было 26 лет) к расстрелу, двоим другим дали по 10 лет.

И вот постановление президиума читинского областного суда от 1965 года: «Фактов революционного преступления материалы дела не содержат. Дело по обвинению Троицкого, Крымко и Беломестного прекратить за отсутствием состава преступления с возвратом конфискованного имущества».

30-летняя Евдокия Севостьянова, по версии следствия, распространяла фейки, работая продавщицей ларька «Центрспирта». Женщина с утра до вечера продавала спирт, водку и пиво. Как это бывает, покупатели частенько что-то спрашивали, она отвечала. И вот один из них донес: Евдокия рассказывает клиентам, что все плохо, люди голодают. А те якобы потом за рюмкой водки эту ложную информацию дальше распространяли. Получалось, что влияние продавщицы ларька ширилось на целые семьи и коллективы заводов и фабрик. Тройка назначила ей 10 лет…

История шестая: выборы

Уроженец Омской области Петр Киреев работал шофером на безе «Балейзолото». В сохранившихся документах сказано, что он распространял клевету против выдвинутых кандидатов в Верховный Совет СССР, призывал не голосовать за них. С учетом того, что круг общения у Петра был невелик, да и ему самому в тот момент было всего 23 года, сложно представить, на сколько людей он якобы мог повлиять. Но особая тройка НКВД решила: мог. Приговорили его к 10 годам тюрьмы. Спустя двадцать лет выяснится, что все обвинение строилось на показаниях одного-единственного свидетеля. Более того, он потом сам от них отказался, но это уже не помогло Кирееву. «Осужден неправильно. Виновность не доказана», — написал представитель генпрокуратуры СССР.

Еще один советский граждан Никита Плужников в 1937 году получил 10 лет лишения свободы «за выборы». Дело было так. Нетрезвый 31-летний Никита пришел в клуб в Хапчеранге, где работала комиссия по проверке списков избирателей. Подошел к столу, схватил заявления избирателей, помял и порвал их, выражаясь нецензурно. Во всем этому «тройка» углядела явный антисоветский подтекст.

История седьмая: «сеятели паники»

В 40-е годы больше всего, пожалуй, сажали за разговоры о возможном нападении на СССР со стороны иностранных держав и о том, что продовольствия мало. Вот лишь небольшая часть таких историй.

Прокопий Оптов получил 8 лет в 1940 году за то, что распространял слухи о поражении СССР в войне с Германией и Японией. Сельский житель Василий Жеребцов был казнен за то, что якобы распространял слухи о неизбежной гибели советской власти. Иван Вырубаев был расстрелян за то, что прогнозировал: на СССР скоро нападут, так что нужно готовиться и вооружаться. Евдокия Хуторная получила 10 лет в 1937 за слова о том, что в колхозе хлеба нет. Самое ужасное во всех этих четырех историях — в 1955 году были передопрошены свидетели по их делу. И они не смогли ничего вспомнить. Так что ни одного доказательства по факту не было. Все четыре дела были прекращены за недоказанностью. Значит ли это, что все обвиняемые не распространяли «фейки»? Не знаю. Но это точно значит, что следствие не утруждало себя разбирательствами, а еще — что клеветой считалось абсолютно все, не соответствующее принятой политике партии.

Донос как фактор стабильности

Даже по примерным подсчетам получается, что дел за распространение «фейков» в 40-е годы было не меньше миллиона. В редчайших случаях они заканчивались ничем. В основном же люди получали от 8 лет и до расстрела. Ни одно из тех дел, что мы изучили, не обошлось без свидетельских показаний, или если называть вещи своими именами — без доносов.

Давайте представим ситуацию: человеку страшно за свою судьбу, он хочет верить (и свято верит) в то, что ему рассказывает партия. Возможно, именно это и является его жизненной опорой. Собьешь ее — и все, паника, ужас, смерть. Так, может, потому и доносили на всех, кто высказывал малейшие сомнения по поводу политической и общественной ситуации?

— Вы все правильно заметили, — говорит академик, доктор психологических наук Александр Асмолов. — Основа этого явления — желание уничтожения любого разнообразия мнений и суждений, угрожающего безопасности конкретной личности или общества.

В течение многих десятилетий в Советском Союзе была создана уникальная культура — культура доноса. Она предполагала неусыпное наблюдение каждого за каждым. Донос поощрялся, поскольку был своим рода знаком благонадежности: если ты доносишь, то ты носитель доминирующей идеологический установки. Донос был, если угодно, одним из уникальных пропусков в профессиональной, социальной и личностный карьере.

Старый одесский сказочный фильм это прекрасно описывает. Там есть песня с такими словами: «И верит наш король в одно-с — В донос, в донос, в донос».

— Интересно, что культура доносительства как инструмент социального продвижения, часто совпадающего с механизмом зависти к другому, хорошо описана в психоанализе, — продолжает Асмолов. — Благодаря доносу человек имеет шанс преодолеть собственную неполноценность, незначительность или даже ничтожность.

Последствия этого в те годы были печальные: господствовали (занимали ключевые посты и должности) те, кто не имел собственного дара и таланта, а возвышался, только компенсируя свои комплексы. Эти люди являлись яркими представителями социального конформизма, живущими по формуле «У2»: угадать и угодить. А вообще доносительство санкционируется любой тоталитарной системой, которая нацелена на то, чтобы уничтожать чужое мнение.

В 40-е годы была уголовная ответственность за недоносительство. У меня родственница была приговорена к 9 годам лагерей в Сибири за то, что не донесла на двух девушек из Литвы. Они пытались бежать за границу, а она им не помешала.

Ошибки прошлого стоит вспоминать и анализировать, чтобы не совершать новых. Одна из главных гарантий Конституции — свобода слова. Каждый имеет право придерживаться своего мнения, получать и распространять информацию. Не фейковую, нет.

В 40-е года убивали словом, когда человека могли оболгать — как сейчас говорят, распространить о нем фейковую информацию. Никто из виновных за это наказания не понес.

Источник: МК