Непростой разговор через решетку с Леонидом Гозманом * — о первом тюремном опыте, о стране и о решении уехать

Сегодня политик, психолог, профессор Свободного университета, автор «Новой газеты» и, разумеется, иностранный агент отбывает 15 суток ареста по делу о сравнении нацистской Германии с Советским Союзом (с прошлого года такое отождествление в России запрещено). Местонахождение Леонида Гозмана — спецприемник № 2 (Мневники). «Новая газета» передала свои вопросы арестанту через его адвоката Михаила Бирюкова.

— Леонид Яковлевич, это ведь, кажется, первый ваш административный арест?

— Да, задерживали много раз, но на казенном довольствии впервые.

— С СИЗО понятно, с колонией тоже (известные сидельцы регулярно рассказывают о своем житье-бытье, чего стоят одни только посты Навального), а чем арестанты живут в ИВС? Быт, распорядок дня? Правила?

— Через ИВС прошло множество достойных людей. Не уверен, что смогу сказать что-то новое. Но попробую.

Охранники корректны. Со мной — точно, но, кажется, и с другими. Меня они все знают, но враждебности никакой, скорее симпатия и уважение.

Быт здесь не в удовольствие, но и особенно бояться этого не стоит. Режим ненавязчив, передачи принимают, а о политических, таких как я, заботится еще и «передачка» — добровольцы ОВД-ИНФО*. А говорят, нет у нас гражданского общества!

В камере туалет — дырка в полу, но со сливом и за перегородкой. Час в день прогулка во дворике примерно 20 на 4 метра, зарешеченном сверху, — небо в клетку! Гуляют по камерам — это здесь получается такая единица, как крестьянская община. Кстати, по-итальянски «камера» — это комната. Мы в Италии!

— Тут без свиданий?

— Свидание — один раз за 15 суток. Часы при себе можно, но не на металлическом ремешке. Компьютеры, диктофоны — нельзя. Зеркала нет. С адвокатом можно встречаться каждый день. В общем, не смертельно.

Повторил бы вслед за Синявским, который, когда к нему в тюрьму в первый раз приехала жена, сказал ей: «Машка, здесь так интересно!» Да, интересно. Если, конечно вокруг смотреть, а не только в себя.

Правда, мое положение осложняется тем, что взяли меня практически на выходе из больницы, где мне пришлось провести больше недели после неожиданного, тяжелого и, как говорят врачи, опасного приступа.

^{30 августа 2022 года. Адвокат Михаил Бирюков и Леонид Гозман в Тверском районном суде. Фото предоставлено пресс-службой суда}

С собой у меня сейчас мешок лекарств, которые надо принимать по часам, плюс жесткая диета и прочее. Охрана ничему не препятствует, но условия для реабилитации не лучшие.

Интересно, что страх заболеть, о котором писали многие зэки, я вижу и у молодых ребят. Тюрьма — для здоровых!

— Чем занимаетесь в течение этих двух недель?

— У меня, как и у всех, масса нереализованных идей. Хочу написать книгу о психологии политики. Много лет читал курс об этом в своем родном МГУ — выгнали за неблагонадежность. Потом в Европейском и в Шанинке. Сейчас в Свободном. А книги нет — хочу сделать.

Хочу еще подготовить книжку «Избранные места из переписки с врагами» и сборник смешных, надеюсь, политических сказок, скопившихся за последние годы.

Но это если сидеть долго. А сейчас пытаюсь закончить очень важные, по-моему, дела. Я за последние год-полтора взял несколько десятков интервью у непосредственных участников гайдаровских реформ, а также у тех, кто хоть и не входил в команду, но был в курсе происходящего и реформы поддерживал.

Цель — понять: какие ошибки были совершены в ходе реформ, что нужно и можно было сделать еще? И есть ли наша ответственность — увы, есть! — за сегодняшний кошмар?

Мне кажется, это важно и для нас самих, и для тех, кому придется восстанавливать страну, когда все это так или иначе закончится. Боюсь только, без компьютера это до конца не довести. Но сделаю, что могу.

А еще веду дневник. Жанр тюремных дневников становится все более популярным. Не о том пишу, чем кормили, — кстати, съедобное, на условиях 296 рублей 10 копеек в день (вот эти 10 копеек, по-моему, проявление фантастического гуманизма нашего государства), — а о вещах более серьезных. Когда (если) выйду, опубликую.

— Что читаете из книг?

— Есть всякая ерунда «на ночь». А для «всерьез» — книга моего покойного друга Самуила Лурье «Изломанный аршин», фантастического уровня литература, Дюрренматт, великолепная работа Дмитрия Травина «Как государство богатеет» и, главное, блестящий труд Якова Гордина «Русская дуэль» с его дарственной надписью мне.

Но, не поверите, времени читать почти нет!

— Когда вы только «заехали» в ИВС, умер Горбачев. Кем он был для вас?

— Он дал мне, всем нам, свободу — вечная ему благодарность. Кстати, именно за пользование свободой я и сижу. Любой на его месте, придя к власти, должен был бы что-то делать — система рушилась.

Но он мог пойти по пути предшественников — Сталина и Андропова, а мог — по пути к свободе. Не думаю, что он хотел зайти так далеко, но он сделал выбор. Светлая память!

— Как удается следить за происходящим в стране и мире вне стен ИВС?

— Увы, только через адвоката, Михаила Бирюкова. Выходить в интернет через зубную щетку не получается, а других приборов нет.

— Сегодня вы с супругой официально проходите обвиняемыми по уголовному делу о «несвоевременном информировании о втором гражданстве». В июле вас «по ошибке» объявили в федеральный розыск и задержали на пару часов. И вот теперь эти 15 суток. Есть ли четкое понимание, чего от вас хотят?

— Сначала — чего они от всех нас хотят. У них же всё под контролем, а они сажают все больше.

Мне кажется, это от их неуверенности, от страха. Они понимают, что мы правы, и ответить по существу не могут.

Естественно, они боятся, что правда будет ясна все большему числу людей.

А еще им надо, чтобы все — не только те, кого сажают, — испугались и не открывали рты. Они боятся, что люди поймут, что в их политике нет смысла. Что она нарушает человеческие законы и Божеские заповеди и не выгодна никому.

Чего хотят именно от меня, не понимаю. Их ненависть ко мне (а они давно меня ненавидят) носит иррациональный характер. Я ведь ни прямо, ни косвенно не участвую в выборах, ничего не организовываю, никого ни к чему не призываю — никак не могу им помешать. Я просто говорю, что думаю. Но уже не только слова, но, похоже, и мысли стали преступлением. В обосновании моего ареста — сейчас совсем смешной момент — говорится, что вина моя в том, что я, видите ли, иронически отношусь к закону, запрещающему отождествлять Сталина и Гитлера. Так я не только к этому закону иронически отношусь!

Мне говорят, что они хотят, чтобы я уехал. Если так, то зачем за слова (…), [которые] кто только ни говорил: Астафьев, Солженицын — все, в общем, давать по максимуму? Могли ведь штраф дать! Да еще в ситуации, когда у меня (…) диагноз, не позволяющий, согласно постановлению правительства, содержать человека за решеткой, — наплевать и на это.

Поэтому, может, и не хотят, чтобы уехал, а просто мстят. Они же трепетные, обижаются!

— В этом году после начала спецоперации вы на какое-то время покидали пределы страны. Не жалеете, что вернулись? Неужели надеялись что-то изменить?

— Нет, конечно (…), я не такой идиот, как можно подумать, исходя из того, что вернулся после объявления меня иноагентом.

Мотивация возвращения была эгоистическая. Было ощущение, что не вернуться, остаться в Европе — это значит сделать что-то против самого себя, подчиниться им. А хочется жить по своим правилам, а не по тем, которые они нам навязывают.

Риски были очевидны, ясно было, что сразу после пересечения границы ты окажешься в полной их власти. Но надо же следовать своим принципам, своему пониманию того, что дóлжно, даже когда за это приходится платить. В общем, это был вопрос сохранения чувства собственного достоинства.

Так что не жалею ни секунды! Мы с женой поступили, может, и неразумно, но правильно.

— А некоторые за рубежом говорят, что такие, как вы, должны уехать, потому что те, кто не уехал, «поддерживают режим».

— А шли бы они лесом, те, кто так говорит. Если бы я поддерживал режим, не был бы иноагентом и не сидел бы в камере. И вообще, с воли в тюрьму, я про ТАМ — ЗДЕСЬ, советов не дают. Помогать можно и нужно. Советовать не надо!

— Готовы ли вы теперь уехать из страны, если по истечении 15 суток вас отпустят из спецприемника, а не арестуют по какому-нибудь уголовному делу, как арестовали Кара-Мурзу* и Яшина*?

— Главный вопрос для меня — выпустят ли из-под ареста или начнется такой же трагифарс, как с другими, — еще 15 суток, еще, а потом уже и обвинение в экстремизме, фейках и так далее. Это непредсказуемо, увы. Поэтому стараюсь планировать свою жизнь за решеткой не до 13.09, когда истекает этот срок, а надолго.

Но если отпустят, то, боюсь вас разочаровать, — да, готов уехать. Тюрьму в моем возрасте (Леониду Гозману 72 года. — Ред.) пережить, а потом выйти и продолжать борьбу, нельзя. То есть у меня будет выбор — отъезд или неизбежная смерть в тюрьме.

Да, из Европы мой голос будет почти не слышен. Но с того света — тем более.

Нам с женой не в чем себя упрекнуть. Мы держались сколько могли. Так что если они дадут мне выбрать, предпочту отъезд смерти. Уеду. Но они же не вечны — вернусь!

А посадят всерьез — постараюсь пройти это достойно.

— А что вам говорят близкие?

— Слава богу, у меня полное взаимопонимание и с дочерью, и с зятем, и с внуками. А моя жена и вовсе ведет себя просто героически, хотя ей, конечно, тяжелее, чем мне. Без нее я бы не смог держаться против них так долго.

Беседовала Вера Челищева

Источник: Новая газета, 09.09.2022

^{* Внесен в реестр «иноагентов»}