Светлана Астраханцева, член МХГ, исполнительный директор организации

Российское правительство заблокировало сайт Московской Хельсинской Группы (МХГ), старейшей в России правозащитной организации. Причиной блокировки стали «неоднократные публикации» «недостоверной и дискредитирующей информации об армии», уточняет ОВД-Инфо.

Ранее, 25 января Мосгорсуд постановил ликвидировать МХГ по требованию Минюста России. Поводом стало то, что представители группы, которая зарегистрирована как региональная организация, участвовали в мероприятиях за пределами московского региона. В ООН это решение осудили.

Объединение появилось на свет усилиями советских диссидентов в 1976 году после международного совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в столице Финляндии, которое состоялось летом 1975 года. Представители СССР, США и других ведущих держав подписали Хельсинское соглашение. Члены МХГ объявили, что будут контролировать выполнение взятых на себя советским руководством обязательств придерживаться международных стандартов в области прав человека. Усилиями КГБ группа была доведена до самороспуска в 1982 году, но возобновила свою деятельность через семь лет в эпоху перестройки.

После начала войны с Украиной МХГ однозначно осудила действия Кремля: «Россия напала на Украину: это война и это агрессия, преступление против мира и против человечности». В заявлении правозащитников также звучал призыв ко всем противникам войны выражать свою позицию доступным способом, объединятся для протестов. Сейчас Министерство юстиции, иск которого удовлетворил суд, поставило МХГ в вину тот факт, что ее деятельность выходила за пределы Москвы, а значит, по логике чиновников, правозащитное движение нужно закрыть. Какие у МХГ остались варианты отстоять себя, что ждет правозащитное движение в России — об этом «Спектру» рассказала исполнительный директор МХГ Светлана Астраханцева.

^{Юрист Генри Резник с членами и юристами Московской Хельсинкской группы после слушаний по иску о ликвидации Московской Хельсинкской группы в Москве. 25 января 2023 года. Фото Evgenia Novozhenina/REUTERS/Scanpix/LETA}

 Ранее правозащитники сталкивались с прецедентами подобных запретов, когда общественному объединению вменяют деятельность за пределами своего субъекта федерации?

— Мы оценивали, конечно, такую судебную практику за предыдущие несколько лет. Была ситуация, когда наших коллег из организации «Человек и закон» в Марий Эл по такому же обвинению пытались ликвидировать два года назад. У них была, наоборот, положительная судебная практика, то есть вторая инстанция отменила решение о ликвидации и сохранила организацию. Сейчас это же объединение вновь получило иск о ликвидации, по-моему, на том же основании.

Обычно эта статья применялась в другом ключе. Наказывали за формальное предание видимости широкой деятельности, когда организация объявляет себя общероссийской, но не имеет отделений в стране. Таких историй было много. Случаи, когда наказывают за оказание помощи не в своем регионе, можно пересчитать по пальцам одной руки.

— Если представить себе, что речь идет не об МХГ в 2023 году, а о абстрактном НКО десять лет назад, то насколько юридически обоснованы претензии Минюста по поводу выхода деятельности общественной организации за пределы своего региона?

— В этом как раз и камень преткновения всего этого действия. Мы трактуем эту статью закона как-то, что организация зарегистрирована в Москве, не имеет нигде больше представительств и региональных отделений. Мы отчитываемся только в столице, платим здесь налоги. В этом проявляется наша привязка к территории, а не в том, что мы больше в публичном пространстве нигде не всплывем.

Минюст с недавних пор, буквально вместе со сменой политического курса трактует все абсолютно изощренным образом. Если вы побыли слушателем в суде в другом регионе, если вы обратились к органу власти другого региона, то вы вышли за пределы. Это абсолютно извращенное трактование, оно не имеет никакого юридического обоснования. Это такая лакуна, размытость в законе, которую Минюст сейчас очень успешно использует и, видимо, намеревается использовать дальше для ликвидации НКО.

Мы планируем, конечно, за каким-то разъяснением обращаться в Конституционный суд (КС), но, к сожалению, процедурно мы сможем это сделать только после того, как МХГ ликвидируют. Так построена процедура обжалования решений в различных судебных инстанциях. Формально окончательным нарушением нашего права на свободу объединений и правозащитную деятельность станет решение второй инстанции — Верховного суда. Если оно будет не в нашу пользу, то мы сможем обратиться в КС за разъяснениями, уже не будучи юридическим лицом.

— Вы уже подали апелляцию на решение Московского городского суда от 25 января?

— Пока не подали, потому что имеем на руках только резолютивную часть, а надо располагать и мотивировочным решением. То есть пока нам судья просто сказал, что Минюст прав и вас надо закрыть, но он в любом случае должен свое решение обосновать в мотивировочной части. Свои аргументы и доводы судья излагает в этом своем решении. Их уже мы будем обжаловать во второй инстанции, в Верховном суде.

После того как Верховный суд, конечно, по всем законам жанра оставит решение первой инстанции в силе, у нас останется еще возможность подать кассационную жалобу и обратиться в КС за разъяснениями. Поскольку МХГ будет вычеркнута из реестра юрлиц, она не будет обладать правовой способностью. Защитники группы, наши адвокаты в любом случае еще смогут дальше подавать от нас обращения. Я полагаю, что так и будет сделано.

— Если апелляция и кассационная жалоба будут отвергнуты, как члены МХГ планируют действовать дальше?

— Мы должны, конечно, это решать коллегиально, на общем собрании членов МХГ. Сейчас сказать, как мы планируем действовать дальше, мы не готовы. Общего собрания не было. У всех есть какие-то свои ощущения. Полагаю, что как сообщество членов Московской Хельсинкской группы мы никуда не денемся и будем делать то, что в наших силах. Будем продолжать защищать людей, когда их права нарушаются государством. Постараемся им помогать отстаивать свои права, что мы и делали как юрлицо. Видимо, сможем где-то собираться, что-то обсуждать и давать публичную оценку тому или иному событию.

Это примерно формат работы в эпоху Советского Союза, когда группа создавалась. Есть люди, которые по собственной инициативе что-то делают. Кто-то создает сообщество по борьбе с карательной психиатрией, кто-то занимается помощью при защите прав верующих, кто-то еще чем-то. Как сообщество люди собираются, обсуждают какие-то документы, принимают заявления и позиционируются во внешнем мире как МХГ. Думаю, что примерно такой «советский формат» нам будет предложен обстоятельствами.

— Вам не кажется, что для МХГ быть вне закона в современной России более естественное состояние, чем легальная деятельность?

— Нет, не кажется. Честно говоря, легальная деятельность — это, как мне казалось, абсолютно нормальное состояние для МХГ и любой правозащитной организации. То, что нас вынуждают работать без легального статуса, — это как раз ненормально. Неважно, какая сегодня Россия. У нас разделы Конституции, связанные с фундаментальными правами граждан, с гражданскими и политическими правами, разделы, которые полностью соответствуют Декларации права человека, не менялись с 90-х годов. Это вторая глава Конституции. Происходящее с МХГ как раз противоестественно. Государство использует против нас правовые инструменты, которые создавались, чтобы помогать общественным и правозащитным организациям работать, а не закрывать их. И это не естественные процессы, когда эти инструменты используются для закрытия МХГ.

— Закрыт «Мемориал», было вынуждено самораспуститься Общероссийское движение «За права человека», изымают помещения у Сахаровского центра, идет процесс ликвидации МХГ. Есть ли шанс у правозащитников в России продолжать свою деятельность в легальном поле, или им придется перейти на полулегальное положение и работать через анонимные телеграм-каналы?

— Современные технологии дают чуть больше возможностей, чем было у советских диссидентов. Из легального поля в России явно вытесняют независимых, не ангажированных государством правозащитников. В стране уже лет десять как начали строить правозащитное движение сверху, под крылом государства. СПЧ, например, который сейчас окончательно извратился. Омбудсмены, которые, наверное, точечно людям помогают, но системно как правозащитный институт их все же сложно рассматривать. Мы видим, что вокруг происходит, а омбудсмены молчат. Формируется фейковое правозащитное сообщество, а реального независимого в легальном поле не будет.

Телеграм-каналы, какие-то встречи-квартирники — это все, что нам оставляют обстоятельства. Слава богу, сейчас за пределами страны много возможностей и людей. Это качественно очень отличает ситуацию от советских времен. Хорошо, что есть СМИ, которые, собственно, и уехали для того, чтобы продолжать освещать ситуацию в России, в том числе и с правами человека. Это очень радует.

— Эта зачистка является продолжением кампании по подавлению любого инакомыслия, которая началась еще до войны или идет подготовка к чему-то конкретному? К выборам президента, например?

— К выборам президента [в 2024 году] вообще все должно быть стерильно. Тут и к гадалке не ходи. То, что происходит с МХГ, Сахаровским центром и другими коллегами сейчас — это действительно продолжение того тренда, который начался очень давно. По большому счету, с 2012 года. Тут я присоединяюсь к оценкам многих коллег. Тогда у нас начали искать «пятую колонну», внутренних врагов, появился пакет законов об «иностранных агентах», нежелательных и прочих вредоносных структурах.

— Это может быть еще и посланием условному Западу? Вот что мы делаем в ответ на ваши санкции, в ответ на помощь Украине.

— Это послание Западу такого характера: нам не надо сейчас сохранять лицо, нам глубоко наплевать на ваше возмущение и прочее. Это наша внутренняя политика, и мы что хотим здесь, то и делаем. Это не первый сигнал, но сейчас он очень откровенный. Намекалось, в общем-то, достаточно задолго до войны. Это сигнал во внешний мир в первую очередь, а не внутрь России.

К сожалению, правозащитная повестка была в фокусе внимания как раз после подписания Хельсинкских соглашений в 1975 году. За последние десятилетия ее важность даже на уровне государств и официальных встреч постепенно снижалась.

— Очевидно, что первое условие для новой официальной регистрации МХГ в России — это прекращение войны. Что должно произойти, кроме этого?

— Как минимум должен поменяться внутренний политический курс. И внешний. Вы правильно сказали, что в воюющей стране нет никакого шанса, чтобы здесь действовало что-то отличное от государственной пропаганды. Под сменой курса имеется в виду смена политического руководства. Конечно, не обязательно, что после этого в России зацветут райские сады. Но видно, что у действующего руководства страны сейчас совершенно определенные стратегия по отношению к своему обществу, людям, и оно отрекается от правозащитных ценностей и от гуманистических идей.

Если происходят радикальные перемены, то признание того, что все происходящее сейчас — нарушение фундаментальных прав и международных обязательств Российской Федерации, это уже, что называется, дело техники. Это уже должны будут делать судебные инстанции. У нас, слава богу, обжалование несправедливых приговоров пока не имеет временных ограничений.

— Кто-то с иронией комментировал решение суда по МХГ: подождите, члены группы еще будут защищать права тех, кто их ликвидирует…

— Абсолютно правильный пассаж, потому что это нормально. Не важно, кто жертва нарушения прав человека. Важно восстановление справедливости и нарушенного права в отношении конкретной личности. Это смысл работы правозащитника. Это могут быть неприятные для нас люди, но если их права нарушены, то будем их защищать, конечно.

Источник: Спектр, 08.02.2023