На фото член МХГ Илья Шаблинский

На эту неделю приходятся сразу две даты, которые должны напоминать о ценности жизни каждого человека: 10 декабря – День прав человека, 12-е – День конституции России.

День прав человека учредили в 1948 году, когда Генеральная Ассамблея ООН провозгласила Всеобщую декларацию прав человека. И уже на протяжении нескольких лет именно 10 декабря президент России традиционно встречается со своим же президентским Советом по правам человека. Правозащитники используют эту встречу как возможность на самом высоком уровне хотя бы заявить о конкретных проблемах в России и рассказать о наиболее резонансных сфабрикованных уголовных делах.

На видеосвязи с нами – член Московской Хельсинкской группы, доктор юридических наук Илья Шаблинский.

Как менялось в России отношение к идее верховенства прав человека?

Илья Шаблинский: В СССР была выстроена некая идеологическая схема, согласно которой самые важные права – это право на труд, на обеспечение государством экономических условий. Пропаганда работала на то, что права человека важны, но прежде всего социально-экономические, а политические отодвигались на задний план: говорили, что они тоже есть, просто все нормальные люди поддерживают политику партии.

После развала СССР стали говорить о политических правах, поскольку началась реальная политическая борьба. Эти права – избирательное, право на критику власти, право на свободу слова – стали набирать популярность.

Марьяна Торочешникова: Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав человека и гражданина – обязанность государства. Это вторая статья российской Конституции. На этой неделе Основному закону страны исполняется 28 лет. Год назад, правда, Конституцию отредактировали, но вторую статью не трогали, так что власти по-прежнему обязаны с ней считаться.

Но что происходит на самом деле, и чувствуют ли себя люди защищенными законом от произвола? Этот вопрос мы задали научному руководителю Левада-центра, социологу Льву Гудкову (Минюст называет Центр "иноагентом").

Лев Гудков: Примерно треть населения заявляет о том, что их права в той или иной степени нарушались. Но трудно найти защиту, обращаясь в государственные органы, в полицию, в суд: это люди считают довольно нерезультативным. Более эффективным оказывается обращение к правозащитникам. В большинстве случаев люди добиваются восстановления своих прав или какой-то защиты. Но известность правозащитных организаций очень невелика – туда обращается примерно 8-9% населения.

Больше всего люди чувствуют себя уязвимыми от произвола, административного давления, безобразий в полиции. В большей степени они говорят о необходимости защиты социальных прав – права на жизнь, свободу, личную неприкосновенность, медицинскую помощь. Но последние пять лет, после того, как начала рассасываться крымская имперская мобилизация, резко выросло ощущение незащищенности людей, несправедливости, усиления насилия государства.

Очень сильно увеличилась потребность в свободе слова: если в 2016-17 годах о важности этого права говорили 34%, то сейчас – 61%. Люди ощущают резкое давление со стороны властей, ущемление этих прав и обеспокоенность, чувство несправедливости. Индекс страха перед государственным насилием, перед возвратом к массовым репрессиям за последние два года вырос вдвое.

Марьяна Торочешникова: Можно ориентироваться на социологические исследования, а можно отмотать назад, в декабрь 2011 года, когда в России после думских выборов начались массовые протесты, и посмотреть, к чему мы пришли десять лет спустя.

Илья Георгиевич, и Всеобщая декларация, и Конституция России ставят во главу угла именно права человека, утверждают, что жизнь любого человека выше и важнее интересов государства. Не обесценивается ли намеренно эта идея современной российской пропагандой? Может быть, именно поэтому люди так напуганы вероятностью новых репрессий?

Илья Шаблинский: С одной стороны, Путин и его окружение знают о том, что есть доктрина прав человека, живут в мире, где в большинстве демократических процветающих государств эти права защищаются судами, а суды являются независимыми. Но у них есть корыстные интересы – защищать статус-кво. И исходя из этого они предпринимают спорадические атаки на правозащитное движение, на тех правозащитников, которые кажутся им особенно опасными, как, скажем, Лев Пономарев. Они периодически предпринимают шаги по дискредитации правозащитного движения, которое по старой пропагандистской схеме ассоциируют с вмешательством извне.

Марьяна Торочешникова: А люди понимают, что государство не должно их использовать, что они в этом государстве главные, а государство вторично?

Илья Шаблинский: Нет, так вопрос не ставится. Часть населения просто живет, особо не задумываясь о государстве и политических отношениях. Это люди с очень невысокими доходами. Но если речь заходит о политике, то они склонны доверять государству, особенно если оно говорит о внешних врагах. А о своих правах они готовы думать, если возникает конкретная ситуация. В последние четыре года у огромного слоя людей (примерно того же, который склонен во всем поддерживать власть) постоянно снижаются доходы, так как цены растут.

Марьяна Торочешникова: Почему же люди никак не увязывают нынешнее бедственное экономическое положение с тем, что на протяжении уже многих лет у них нет реальной возможности выразить политическую волю, реализовать свои политические права и свободы? Ведь именно над этим есть смысл задуматься.

В Советском Союзе во времена "митингов молчания" было сложно даже представить, что совсем скоро правозащитные организации, как российские, так и зарубежные, будут работать в России легально, не боясь преследования за отстаивание прав человека. Так и было некоторое время. Но после принятых в 2012-м году поправок к закону "О некоммерческих организациях" в России появилось понятие "иностранный агент". Власти тогда заявляли, что подобный статус никак не помешает работе НКО, однако все оказалось иначе.

Полная видеоверсия программы "Человек имеет право":

Источник: Радио Свобода*, 9.12.2021

* внесено Минюстом РФ в реестр СМИ-иностранных агентов.