Зоя Светова, журналист, правозащитник, лауреат премии Московской Хельсинкской группы:

Как пенитенциарная система борется с пандемией, ограничивая права арестантов

В субботу 29 января Анна Каретникова, ведущий аналитик УФСИН по городу Москве (Управление федеральной службы исполнения наказаний), написала в Facebook:

Анна Каретникова, ведущий аналитик УФСИН по Москве:

«Невеселые новости для тех, кому это важно, но вынужденные. Со вчерашнего дня в московских СИЗО вновь введен режим особых условий в связи с новым витком пандемии.

Коротко:

• ограничиваются выезды в суды, акцент на видеосвязь;
• ограничиваются краткосрочные свидания с близкими и передачи, кроме медицинских;
• ограничиваются посещения ОНК и иных подобных лиц и органов;
• адвокаты, защитники — через стекло, в следственных — в исключительных случаях, в защите;
• приостанавливается прием граждан руководством СИЗО;
• не совсем понятно, куда будут поступать только лишь взятые под стражу женщины и бывшие сотрудники, но по-прежнему все вновь арестованные поступают в СИЗО-7 и содержатся там 2 недели.

Надеюсь, мы преодолеем и вернемся к обычному режиму работы».

Адвокат Анастасия Георгиевская написала в комментариях: «В приказе (опубликованном на сайте УФСИН 28 января 2022 года) сказано: «Свидания ограничиваются, а фактически полностью прекращаются. Слово такое аккуратное — «ограничиваются» — немного вводит в заблуждение, пришлось вчера родственникам объяснять, что свиданий с родственниками не будет». В разговоре с «Новой», адвокат уточнила: «У моего подзащитного бабушка должна была пойти на свидание к внуку в СИЗО-3, теперь не пойдет».

В приказе УФСИН, кстати, не сказано, кто будет снабжать арестованных средствами индивидуальной защиты и почему прекращается прием продуктовых передач?

Адвокаты рассказывают, что на свидания с ними их подзащитные приходят без масок, часто и в суды их также доставляют без масок. И не все необходимые продукты арестанты могут купить в интернет-магазинах, им необходимы и передачи.

Имитация борьбы, перелимит и невозможность контроля

Антиковидные «ограничения» в московских СИЗО вводятся до 26 февраля. Человеку, далекому от тюремной системы, может показаться, что ничего удивительного в этом нет: ограничения вполне целесообразны и вроде бы не влекут за собой нарушений прав человека.

Да, так кажется на первый взгляд. Но, поговорив с адвокатами и правозащитниками, приходишь к выводу, что чиновники от тюремного ведомства растеряны: мало того что в каждом конкретном СИЗО, даже на территории одного города — Москвы, эти ограничения не единообразны, так еще ни в коей мере не защищают от пандемии. Они — имитация, но при этом серьезно ущемляют права арестантов.

Так, например, в приказе, выпущенном УФСИН по Москве от 28 января 2022 г., «ограничивается осуществление контроля за учреждениями и органами УИС». В переводе с чиновничьего это означает, что члены ОНК (общественной наблюдательной комиссии) не смогут посещать арестантов в камерах, беседовать с ними и контролировать соблюдение их прав.

Ева Меркачева, член ОНК Москвы, лауреат премии Московской Хельсинкской группы:

«Мы почти два года не ходили по камерам. Вот, наконец, нам разрешили покамерный обход (на короткое время — с ноября 2021-го по январь 2022-го — в московских СИЗО были сняты ограничения для членов ОНК. — Ред.), и, честно говоря, мы просто обалдели. Конечно, только в камере, беседуя с арестантами, ты можешь многое увидеть. Например, если бы 27 января мы не зашли в больничную камеру «Матросской Тишины» к Борису Шпигелю (предприниматель, обвиняемый в даче взятки губернатору Пензенской области. — Ред.), мы бы не узнали, что в нарушение закона его поместили в камеру с ранее сидевшим. И мы тогда смогли обозначить руководству СИЗО, что это нарушение 33-й статьи «Закона о содержании под стражей» — нельзя ранее сидевших помещать в камеру с неосужденными. Мы знаем, что часто это делается для оказания давления на арестованных.

Видели мы и Сергея Зуева, ректора «Шанинки». Он сказал нам, что очень себя плохо чувствует и накануне даже не смог встать с кровати. А ФСИН официально заявляет, что он в прекрасной форме.

Сейчас нам предлагают опять общаться с заключенными через стекло. Во-первых, ты часами сидишь в комнате краткосрочных свиданий и ждешь, когда к тебе приведут арестанта. Что он тебе расскажет? Ну максимум он скажет, сколько в камере больных заключенных, но он точно не владеет ситуацией на этаже.

Вернусь к Сергею Зуеву: если бы в тот день, когда мы посещали его в больнице, уже действовали новые антиковидные ограничения, то Зуев при всем своем желании поговорить с нами, скорее всего, до комнаты краткосрочных свиданий бы не дошел, это достаточно далеко от тюремной больницы, и мы бы не узнали о его состоянии. Мы ведь не только в больнице, но и на главных корпусах «Матросской Тишины» находили заключенных с онкологией, которые уже не встают с кровати. Вот заключенный с метастазами лежит в общей камере, а там перелимит.

Да-да! Мы обнаружили, что камеры перенаселены. В каждой камере «Матроски» мы видели людей на полу. У них даже раскладушек нет.

Сажают и сажают по ненасильственным статьям. И может, кто-то не хочет, чтобы правозащитники об этом знали».

Перелимит в московских СИЗО действительно составляет сейчас больше тысячи человек. И происходит это по вине московских судов, которые совершенно не думают ни о здоровье арестантов, ни о здоровье сотрудников СИЗО.

Сотрудник УФСИН Москвы, на условиях анонимности:

«Все эти два года, что идет пандемия, мы решали вопрос загруженности наших учреждений по договоренности с судами, мы отправляли осужденных по первой инстанции в СИЗО других регионов, не дожидаясь апелляции и вступления приговоров в законную силу, за что нас критиковали правозащитники. Теперь у нас в СИЗО не осталось осужденных, только подследственные, их никуда не отправишь. Поэтому появился перелимит».

Лауреат премии Московской Хельсинкской группы адвокат Анна Ставицкая рассказала «Новой газете», что 31 января на процесс по «делу Арашуковых» (экс-сенатор Рауф Арашуков и его отец Рауль Арашуков. — Ред.), который проходит с участием присяжных в Мосгорсуде, привезли двух обвиняемых с высокой температурой. Они содержатся в СИЗО-4. Один из обвиняемых рассказал, что просил у тюремного врача жаропонижающее, а ему якобы дали валерьянку.

«Когда они заявили на суде о своем плохом самочувствии и температуре, судья Гученкова, надо отдать ей должное, вызвала в суд скорую помощь, двум подсудимым сделали ПЦР и выявили «подозрение на коронавирус», — говорит Ставицкая. — Заседание перенесли, но что с ними будет в СИЗО? Там же им никакие ПЦР не делают».

Адвокат Ставицкая отмечает, что разница в использовании антиковидных мер в разных СИЗО хорошо видна на примере фигурантов «дела Арашуковых». Так, например, тем обвиняемым, кто содержится в «Лефортово», выдают маски и перчатки, тогда как арестанты из СИЗО-4 приезжают на суд с высокой температурой, но без перчаток и масок.

«Вирусролог» из СИЗО 99/1

Антиковидные ограничения, касающиеся встреч адвокатов с их подзащитными, уже стали притчей. Их обсуждают в адвокатских чатах, и защитники относятся к ним по-разному. Кто-то с юмором, а кто-то с возмущением. Надо учитывать, что в московских СИЗО, в зависимости от их подчинения, правила прохода различаются.

Правда, хотя и «Лефортово», и «Кремлевский централ» («Матросская Тишина» 99/1) подчиняются ФСИН России,

• в «Лефортово» для встречи с подзащитными адвокаты приходят в масках, во врачебных белых халатах, надетых прямо на шубы и пальто (в кабинетах холодно).
• а в СИЗО 99/1 от защитников требуют покупать специальные костюмы защиты, очки и другие прибамбасы.

Наталья Земскова, адвокат:

«С 23 июня 2021 года, невзирая на правила других изоляторов, адвокатов и следователей стали допускать в следственные кабинеты только в специальных защитных костюмах. Я называю их «костюмом маляра». (На сайте, где костюмы продаются, написано: костюм Л-1, который используется на местности, зараженной отравляющими и химическими опасными веществами. — Ред.). Кроме костюма надо надевать бахилы и перчатки. Мой любимый вирусолог — это, конечно, тот, кто придумал меры защиты от ковида в СИЗО 99/1.

Мы, адвокаты, обязаны нацепить «защитный» костюм на обычную одежду, натянуть капюшон, и вот в таком комичном, унижающем человеческое достоинство виде: кто-то похож на грибника, кто-то на строителя, — мы поднимаемся на шестой этаж, заходим в СИЗО 99/1. Иногда сверху приходится надеть шубу, потому что куда ее девать? Обязательно в очках. У меня — черные, у кого-то — лыжные.

В общем, кто во что горазд. У кого отвалился капюшон, можно натянуть бахилы на голову. Перчатки допускаются любые. Никакого отношения к защите здоровья все это не имеет: сотрудники СИЗО ходят в нормальной одежде, подзащитные тоже без «защитных» костюмов. Без масок. Когда я впервые зашла в таком виде «зомби» или белого медведя в адвокатский кабинет, моему подзащитному стало страшно. Я спрашивала сотрудников: «А как же прививки? Как же куар-коды? Наверное, вы знаете что-то большее, раз у вас особые требования». Они молчат. У меня ощущение, что мы находимся в инфекционном отделении психиатрической больницы.

Эти так называемые противоковидные меры не поддаются ни логике, ни здравому смыслу. Мне хотелось обжаловать этот порядок в суде. Ведь если страна хочет вводить противоэпидемиологические меры, наверное, они должны быть едины во всех учреждениях, они должны опираться на мнения ученых, а не на мнение «вирусолога из СИЗО 99/1».

Адвокат Земскова уверена, что «такими маразматическими мерами подрывается вся политика страны по убеждению населения в эффективности прививки».

«Чем в данном случае тюрьма отличается от театра и музея? Почему, чтобы туда пройти, достаточно QR-кода, а здесь нужен еще костюм Бэтмана или медицинский халат?» — спрашивает Земскова.

Адвокат Дмитрий Харитонов, который на днях посещал своего подзащитного в СИЗО «Матросская Тишина» в медицинском халате, согласен с коллегой:

Дмитрий Харитонов, адвокат:

«Понятно, что СИЗО — закрытое общество, понятно, что, если там люди заболеют, это хуже, чем на воле. Я за ограничения, но мне кажется, что QR-коды и вакцина гораздо более действенны, чем этот медицинский халат».

Член ОНК Москвы Георгий Иванов говорит, что новый антиковидный указ УФСИН Москвы вызывает у него недоверие. Он задается вопросом: были ли эффективны ограничения, введенные в московских СИЗО на посещения членов ОНК с марта 2020 года по июнь 2021 года? Тогда правозащитники могли общаться с арестованными только в комнатах для краткосрочных свиданий через стекло. То же самое предлагается и сейчас. Потом на короткое время заключенных приводили в следственные кабинеты. Так было в СИЗО московского подчинения. (В «Кремлевском централе» 99/1, где, по словам адвоката Земсковой, приходится надевать «маскарадный» костюм, правозащитники все-таки могли посещать заключенных в камерах.).

Георгий Иванов, член ОНК Москвы:

«С ноября прошлого года по январь нового года в московских СИЗО мы смогли общаться с заключенными в камерах, но сейчас нас снова ограничили. Между тем мы не знаем, сколько арестованных и сотрудников СИЗО болели ковидом, сколько умерли от ковида, сколько вакцинированных. Правозащитников ограничивают, но ведь сотрудники СИЗО работают в обычном режиме. У меня возникает подозрение, что есть скрытая причина этих ограничений — фактически закрыть СИЗО для правозащитников и родственников».

С самого начала пандемии правозащитная организация «Общественный вердикт» (вынуждены указать, что она признана Минюстом «иностранным агентом» — Ред.) занялась проектом «Серая зона», в рамках которого собиралась информация во всех учреждениях пенитенциарной системы России.

Елена Истомина, куратор проекта «Серая зона», фонда «Общественный вердикт»:

«Конечно, ФСИН не дает полной информации о ситуации с ковидом. Информация на сайте ФСИН и на наши запросы предоставляется крайне скупая. Из нее следует, что заключенные в нашей стране болеют ковидом в легкой форме. В отдельных регионах звучали цифры по заболевшим. Про случаи смерти никто из должностных лиц, кроме Екатеринбурга, не сообщал. При этом и сами заключенные, и их родственники, конечно, писали нам, что болеют в колониях сильно и страшно».

Источник: Новая газета, 4.02.2022