Лауреат премии Московской Хельсинкской группы Виктор Шендерович*

А. Орехъ― Какие красивые цифры у нас. 17 часов 07 минут 17 секунд. Просто: остановись, мгновение, ты прекрасно. Вы слушаете радиостанцию «Эхо Москвы». Не только слушаете, но и смотрите. Потому что на нашем канале в Ютубе, где целый миллион подписчиков, наверное, уже чуть больше, можно посмотреть нас, 558 человек — им нравится уже. Что здесь происходит. Еще ничего не сказал, то вошел. 18 человек не нравится – кто они?

В. Шендерович*― Это загадочные люди. Этих я понимаю, они предвкушают такое роскошное зрелище. Мы с тобой. Я им просто завидую со всей присущей мне скромностью. Но вот 18, которым не нравится – но они все-таки сели.

А. Орехъ― Как говорили в одном детском мультфильме про лягушек: а мне заранее надоело.

В. Шендерович― Садятся, смотрят на нас и мучаются.

А. Орехъ― Это программа «Особое мнение». Виктор Шендерович. Писатель.

В. Шендерович― Добрый вечер.

А. Орехъ — Я― ведущий этого мероприятия. И в ближайшие 40 с копейками минут с перерывом на новости и рекламу мы будем беседовать. Вы можете задавать свои вопросы Виктору Анатольевичу +7-985-970-45-45. В чате трансляции тоже что-нибудь можете сказануть. Посмотрим, что вы там нам насочиняете. Ну что, Виктор Анатольевич, у вас есть QR-код?

В. Шендерович― Был вроде, есть.

А. Орехъ― Где-то завалялся.

В. Шендерович― Я показывал даже. Есть, конечно. И это правильно, что он есть. Неправильно очень многое, что вокруг происходит, связанное с пандемийными делами. Но об этом столько раз говорили в этой студии, что…

А. Орехъ― Все время что-то развивается. Сегодня оперштаб вносит идею, чтобы перемещаться на транспорте, речь идет о поездах и самолетах. Но в Татарстане, например, хотят уже на общественном транспорте людей пускать по QR-кодам. И как это осуществить, когда у нас огромное количество пенсионеров, которые едва могут пользоваться кнопочным телефоном.

В. Шендерович― Антон, когда это будет осуществлено – это будет осуществлено наихудшим, я думаю, образом. Или близким к худшему. Потому что дальше сказка про белого бычка. То, что я говорил полтора года назад, недавно дважды повторял. Как говорится: кто все эти люди. Мы их не выбирали. Это сильно осложняет наши отношения. Никакого доверия нет. Взаимная партизанщина, то есть оккупация, партизанщина. Отношения государства с населением описаны Герценом: оккупационная армия. И, соответственно, либо партизанские действия, либо просто пережить любую оккупацию. Когда в этой ситуации речь доходит до материй, требующих доверия – то с этим хана. С публичными казнями все хорошо. Положить вниз лицом. Переломать руки-ноги, дать сроки. С этим все хорошо. Молчать в тряпочку – тоже все хорошо. Но однажды государству начинает противостоять не Навальный ужасный, даже когда он в тюремном заключении, а собственное население. Тихое население, которое формально засчитано государством за поддержку, поскольку оно не шевелится. Эта формулировка принадлежит публицисту 19-го века Александру Башуцкому. Главная добродетель нашего народа заключается в том, что он не шевелится. И вот это отсутствие шевеления администрация записывает, любая администрация – царя-батюшки, генсека…

А. Орехъ― Молчание – знак согласия.

В. Шендерович― Молчание – знак согласия. Он же в одиночный пикет не выходит, он же молчит. Значит, он нас поддерживает. Чего бы ему еще молчать. Думает хан Батый по поводу Козельска. Они же молчат, мы же их сожгли. Они же молчат. Значит, видимо, поддерживают. Те, кто остались в живых. В какой-то момент проклятая пандемия обнажает кризис доверия. Элементарный, банальный. И выясняется, что угрюмое молчание покорное и глаза в пол и пропади они пропадом – вот это не совсем то, что надо. Потому что не работает ничего. Никого ни в чем не убедить. Маску надеть, нельзя всех оштрафовать. Вот я еду в метро, там полтора человека в маске. А остальные – без. Нельзя их всех оштрафовать. Тем более что мент тоже без маски. Понятно.

А. Орехъ― У меня тут чудесный был диалог. Не суть важно, в каком учреждении. У вас есть какие-то ограничения? Ну какие, я сотрудник. Действительно. Имели в виду по здоровью, чтобы заниматься спортом.

В. Шендерович― Да, понятно, я – сотрудник. Поэтому ввести они могут любые законы, дальше что делать, как их на местности, все государство в околоток не сволочить. Навального можно, можно беременную в СИЗО, муниципального депутата заковать можно. Много чего можно. Но все население в околоток не сведешь. Тут нужно договариваться, тут мы вспоминаем, что в принципе государство придумано как инструмент общественной реализации. Так удобнее. Удобнее, чтобы был какой-то…

А. Орехъ― Такой высокопоставленный обслуживающий персонал.

В. Шендерович― Был менеджер, мы его выбрали. Дали ему немного денег, он на нас работает. Когда он плохо на нас работает – мы его убираем, нанимаем другого. Если проворовался – сажаем в тюрьму. В назидание всем остальным. Мы решаем, как нам делить, специальные люди, выбранные нами – называются депутатами, которых мы действительно выбрали, — решают, как делить наши деньги. Чтобы не все деньги на бронетехнику и охрану господина президента. А чтобы немножко на медицину, на образование может быть. Чтобы не все на войну в Донбассе. И безобразия какие-нибудь. А еще снаружи чтобы оставалось. И так далее. Какие-то депутаты, которых мы сами выбираем. И выбираем тех, кому мы – внимание, барабанная дробь — доверяем. И эти люди имеют право с нас спрашивать. Они имеют право нам сказать: ребята, вы нас выбрали, не правда ли. Пожалуйста, мы принимаем непопулярное решение. Не понравится – переизберете в следующий раз. Но мы настаиваем, что это правильно.

А. Орехъ― Виктор Анатольевич, вы осуждаете людей, которые покупают сертификаты и QR-коды? Или может быть вы относитесь с пониманием. Как к партизанам, сопротивление.

В. Шендерович― Я осуждаю и отношусь с пониманием. Понимание — это не значит согласие. Я их понимаю. Все устроено по-дурацки, и я в этой дурацкой коррупционной стране, в коррупционном режиме по правилам этого режима существую. Режим коррупционный? – коррупционный. Чего они от меня хотят? Они купили силовые органы, думу, суды. Путин купил суды, коррумпировал судей. Путин купил депутатов, купил Останкино. Спасибо, я тоже чего-нибудь прикуплю себе для удобства моей жизни. Как я понимаю. Это логика. Это я понимаю. И сокрушаюсь, что я живу в таком государстве, где ничего кроме коррупции и лени, мракобесия – никаких особенных скреп не наблюдается. Понимаю прекрасно. И печалюсь по этому поводу. Я не покупал. Но я говорил уже, я не сразу тупо влепил прививку. А я немножко попробовал, все-таки речь идет о моей жизни, жизни моих близких. Я немножко поисследовал вопрос. Посильным мне серым веществом. Доступным мне серым веществом. Пришел к выводу, что это правильно. Сделал прививку. Это связанные вещи. Ответственность гражданина перед согражданами, потому что мы тут вот, пандемия как раз тот случай, когда в одиночку не спасешься. И мы заложники у этих мракобесов. Мы заложники у тех, кто стоит к поясу Богородицы. Мы заложники у власти, которая не смогла договориться со своим же электоратом. Своим же – замечу. Потому что я-то парадоксальным образом оппонент власти – я выполняю все предписания. Потому что два раза в день часы показывают правильное время. Тут оказалось, что власть просит о чем-то, что действительно справедливо. Но повторяю, ситуация совершенно для меня очевидна.

А. Орехъ― Народ просит: спросите же про Лукашенко.

В. Шендерович― Ничего же нового, сказать надо, потому что все время происходит что-то.

А. Орехъ― Но есть некоторые повороты. Эти люди, живой щит, женщины и дети. Эти пресловутые как раньше были учителя и врачи. Женщины и дети на границе мерзнут. Жгут костры, я вам перекрою трубу, а мы построим… Чего делать. Что делать Лукашенко я понимаю. Как реагировать, допустим, полякам, литовцам. Давайте дадим им совет какой-нибудь.

В. Шендерович― Нет, совет полякам я давать не буду. Хотя я дедушка поляка и мог бы что-нибудь посоветовать. Имел бы право. Но если не отшучиваться. Много раз по разным поводам мы говорили об этом. У бандита развязаны руки. У бандита есть тактическое преимущество перед представителями закона. Потому что представители закона по определению должны держаться рамок закона. Они думают о том, теоретически, как спасти заложников. Они думают о цене человеческой жизни, о затратах. Им отвечать. А у бандита развязаны руки. Тактически Лукашенко, Путин – гораздо более свободны в своих поступках, чем любое европейское правительство. Потому что поляки протестуют против жестокости собственного правительства, там внутри раскол, там внутри горячие обсуждения, что делать. А у Лукашенко уже никто не протестует. Потому что все, кто могли протестовать — уже просто замолочены, запытаны, убиты. И там никто уже не протестует. И Лукашенко свободен в своих действиях. Ему не грозит потерять рейтинг, потерять власть, потому что никакого рейтинга у него нет, а есть только власть. Он просто бандит, который захватил, заметь, слово «президент» уже не употребляем. Никакого президента Лукашенко нет в помине. Есть просто бандит, который захватил огромную территорию посреди Европы и делает что хочет. И как они все умеют, как Путин это демонстрировал и Лукашенко сейчас демонстрирует прекрасно – они прекрасно владеют технологией, так сказать, заострения повестки. Взвинчивания. Технология рэкета. Ах, вы не признали, — говорит Путин, — аннексию Кремля. Вот вам Донбасс. Вот вам война посреди Европы. Вы санкции, а вот мы еще сделаем что-нибудь. И мы заставим вас с нами разговаривать. Вы не хотите с нами разговаривать, вот вам Сирия – разговаривайте с нами. Без нас не обойдется. Мы можем причинить тяжелый ущерб. Хотите — газ отключу, говорит. Это Мордюкова из «Бриллиантовой руки». С усами. Отключим газ. Хотите мерзнуть, хотите гуманитарную катастрофу – сейчас организуем. Привезем, сами свезем беженцев, бросим вам на границу — и мучайтесь там. Гуманитарным фактором. Я не буду, потому что мне по хер мороз. Потому что я бандит. Потому что пусть все погибнут. И мы вспоминаем сегодня же, как раз 200 лет Ф. М. Достоевскому. Чтобы весь мир погиб. А чтобы к чаю всегда подавали. Миру погибнуть, а мне чтобы чаю пить. Человек из подполья. Только человек из подполья, несколько людей из подполья, которые с ядерным боезапасом, они давно вышли из подполья. Они давно скотопригоньевская элита. Они давно руководят этим Скотопригоньевском. И рулят, и гуляют по буфету. Чего делать – не знаю. Потому что ситуация тяжелейшая. Мир в очередной раз большими ложками ест это дерьмо, которое называется «реал политик». Договариваться же надо, дружить же надо с ними всеми. С бандитами. Не хватило им Чемберлена с Даладье в 30-х годах. С этим реал политик. Тоже надо было договариваться. Чем кончилось — помним. Усмирить бандита можно только одним способом – крепко побив его. Это Хемингуэй. Времен Испании. Такая азбука. Ничего нельзя с ними сделать. Но тут осложняется дело тем, повторяю, что у этих урок ядерное оружие и огромные возможности по рэкету. У них нет ничего кроме рэкета. Они ничего не могут предложить миру, кроме рэкета. Но зато уж рэкета много, тут они могут предложить огромный ассортимент. Как мы можем нанести вам ущерб – десятью способами. И все в наших руках. И вы нам ничего не сделаете. Мы вам устроим гуманитарную катастрофу, мы вам устроим холодную зиму, головную боль. И вы будете виноваты за замерзших в этих лесах. Приграничных. Вы виноваты за всю эту гуманитарную катастрофу. С вас будет спрошено, вы же демократические лидеры, у вас же электорат есть. У вас ЕС. У вас права человека. Ну, давайте, совмещайте права человека с государственной безопасностью. А создать прецедент просто открытием границ, тут поляков можно понять, которые говорят, что границы политы кровью. Немножко демагогическая фраза. Но, по сути, понятно. Создать прецедент, так если создать прецедент – Лукашенко навезет еще миллион беженцев.

А. Орехъ― У нас сегодня футбол, футбольные аналоги. Играть на слабых местах позиции, расстановки, используются слабые качества соперника. Но Европа до какого-то момента охотно принимала с моей точки зрения с очень скромной. Ошибочно принимала всех подряд, надеясь, что как-то переварит. И ребята, раз вы это делали – давайте, мы это против вас используем. Когда вам это уже не нужно, мы вас сейчас привезем из Сирии, Багдада. Из Афганистана. И сами виноваты, вы же пускали к себе всех подряд. Давайте, пускайте всех подряд.

В. Шендерович― Совершенно верно. Гуманизация, прошедшие века, «смягчать времен суровость» – как писал Пастернак, времен суровость конечно смягчается. Никому не было дела ни до каких там, никакого гуманитарного фактора. Люди замерзали, вымирали, пандемия, просто вымирали городами. Никого это не волновало.

А. Орехъ― Испанка, про испанку не так много написано литературы.

В. Шендерович― Ну умерло и умерло. Пандемия 1348-года, не помню, чума. Треть Европы умерла. Нет СМИ, нет глобализации, нет Интернета. Телевидения. Это смерть не касается тебя психологически, если ты за километр от нее, за два. Никак она тебя не касается. К твоим нервам не имеет отношения. Слава Богу, что сегодня это не так. Слава Богу, что сегодня любая гибель любого беженца, по крайней мере, есть страны, и их много, где это тема для обсуждения. Где это касается нервов. Потому что, знаете, либо мы выбрасываем на помоечку вообще весь путь человечества. Ну так вот, забывая христианство, все отменить и озаботиться только безопасностью границ. Безо всякого христианства. Ну помер и помер. Чужой же. А вот это: нет ни эллина, ни иудея – это все не надо. То есть если быть последовательным, то нас же учит товарищ Гегель, диалектика. Все переходит на следующий круг. И снова кризис, из которого должно родиться что-то новое. Европе сегодня трудно, повторяю, проблема в том, если говорить о политике, с Гегеля и Христа перейти к конкретной политике — проблема конечно заключается в том, серьезнейшая, что никакого консолидированного Запада, который противостоит этим бандитам и рэкетирам, сегодня нет. Там нет ни Тэтчера, ни Рейгана. Есть коллективный Шредер. Прости господи. Который сильно вдохновил Владимира Владимировича Путина. Шредеризация. То, что можно прикупить парламенты, бывших канцлеров, министров иностранных дел. Просто за газ купить. Тупо. Что можно коррумпировать парламенты, СМИ, на это деньги есть. И сегодня Запад довольно рыхло реагирует. Он же многообразный, но никакого коллективного единого Запада в этой ситуации нет.

А. Орехъ― То есть доброй страны не осталось.

В. Шендерович― Добрая страна размазана. Нет единого понимания, единых принципов и готовности противостоять. Понимания того, с чем столкнулся мир. Мне кажется мир, по большому счету до него еще не дошло, с каким серьезным вызовом он столкнулся. Может быть смертельным вызовом. Потому что, повторяю, урки были у власти во множестве. Убийцы, людоеды в большом количестве. Бокассы всякие. От Бокасса до Каддафи. Но вот чтобы было ядерное оружие и вот такие возможности по рэкету – и ничего не сделаешь. Надо договариваться. Такого, по-моему, не было. Мне кажется, они недооценивают степень отмороженности своих контрагентов. Мне кажется, они по большому счету все иногда протирают глаза по утру и думают: ребята, вы серьезно, подождите, вы же костюмы носите…

А. Орехъ― Можно циничный бизнес-подход. В конце концов, и со Сталиным договаривались. И с Советским Союзом 70 лет торговали нефтью, газом.

В. Шендерович― Только время от времени этот прагматичный подход заканчивается каким-нибудь Освенцимом, каким-нибудь 40-м годом. 41-м. Войной мировой заканчивается. Прагматичный подход товарища Чемберлена. Ну, там Чехословакию отдали. Ну ладно. Разменная карта. Ну сейчас Украину, кто будет воевать из-за Украины. Была такая пьеса «Бидерман и поджигатели» Фриша. Это такая рефлексия на предвоенные события. Про то, как в город пришли бандиты, и все понимают, что это бандиты и что они готовят поджог, что они все это сожгут. Но все пытаются с ними разговаривать, делать вид, что с ними можно, делают вид, закрывают глаза. Нет внутренней силы признать степень опасности. Потому что это потребует действий каких-то и может быть потребует смены администрации. Может быть выяснится, что я плохой администратор на такой случай. Что нужен кризисный администратор типа Черчилля. Человек, который не побоится сказать тяжелую правду своему народу. Такое ощущение, что Европа, еще до нее толком не дошло. Вот сейчас доходит помаленьку, хотя после Боинга вроде бы могло бы уже дойти, с кем они имеет дело. Посмотрим. Но ситуация очень драматическая. Чего делать, никаких практических советов у меня нет. Если бы у меня был практический совет, я бы кандидатуру свою в ООН на генерального секретаря подал бы.

А. Орехъ― Скромно.

В. Шендерович― Если бы я знал выход – я бы пошел в политику конечно.

А. Орехъ― Да. Ну что Виктор Шендерович у нас с вами в программе «Особое мнение». Мы продолжим после новостей и рекламы. Никуда не убегайте. Пишите нам в чате нашей трансляции в Ютубе и +7-985-970-45-45.

НОВОСТИ

А. Орехъ― Виктор Шендерович сегодня в гостях. Писатель, журналист. Вы слушаете радиостанцию «Эхо Москвы». Само собой. Виктор Анатольевич, я хотел спросить и народ тут интересуется: а как вы относитесь к такому, не знаю, употребимо ли здесь слово «демарш». Или вольнодумство шести депутатов из Татарстана, которые проголосовали против закона о региональной власти. Это закон, который велит всех глав субъектов называть главами субъектов. Глава Чечни, глава Саратовской области. Они в Татарстане хотят, чтобы у них был президент. И из «Единой России», между прочим…

В. Шендерович― Татарстан – это к вопросу о нашем федерализме. У нас его нет, но потенциально он есть. Ты помнишь, когда мы воевали с Эрдоганом в том же Татарстане вдруг сказали: нет, а мы дружим. А нам нравится Турция. Это наши братья. Вдруг сказал Татарстан. То есть Россия воюет с Эрдоганом, а Татарстан – нет. Вот так вдруг. Не знаю, что это такое. Полагаю, что какая-то торговля идет. Посмотрим, как это разовьется дальше. Пока что ничего плохого с этими людьми не случилось.

А. Орехъ― Сказали в партии, что не было команды голосовать солидарно.

В. Шендерович― Ну посмотрим. Мы же знаем, как они умеют учить. Как подавляются бунты. Мы помним фамилию – Александр Шестун. То есть когда действительно член партии «Единая Россия» вдруг отвязывается, и выясняется, что он хочет быть самостоятельным политиком – мы знаем, чего дальше бывает. Как они умеют наводить дисциплину. Как они умеют агитировать. История с Шестуном – это же агитация. Наглядное пособие для всех остальных. Вы хотите так? – тогда ведите себя по-другому. Поскольку ни с кем ничего плохого не случилось — посмотрим, как будет развиваться. Не думаю, что это что-то серьезное. Давай поговорим, есть три имени на этой неделе. Все женские имена.

А. Орехъ― Лилия Чанышева.

В. Шендерович― Да, первое ты угадал. И второе, может быть, угадаешь. А третье точно нет. Лилия Чанышева, координатор штаба Навального. В Уфе. Арестована. Ясно, что это месть. Давай говорить на уровне здравого смысла. То, что все понимают. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю. Все понимают, что никакого экстремизма там не было, что это политическая месть. Причем именно месть, не политическая расправа, не уничтожение политического противника, потому что он уже уничтожен. Нет партии Навального, запрещено движение. Навальный в тюрьме. Сама по себе Лилия Чанышева никакой опасности не представляет. Это в чистом виде месть. Демонстрация. Давление. Это агитация вот как с Шестуном. Будете плохо себя вести, «единороссы», — посадим. На 15 лет. Уезжайте все, бегите все, бегите. Вот месседж: бегите.

А. Орехъ― Она оставалась из таких более-менее значимых фигур. Единственная, кто не уехал.

В. Шендерович― Да, и она подавала дурной пример. С точки зрения Путина и власти. Не персонально Путина, а с точки зрения власти, администрации. Чего это такое. Не боится что ли, не поняла. Делает вид, что не поняла. Ну вот, чтобы поняла. Беременная, не беременная – в СИЗО. Чтобы поняла, и чтобы все остальные поняли. Потому что арест Лилии Чанышевой означает отъезд 100-150-200 активистов. Вот в эти дни. Сейчас. Потому что такие примеры, они очень показательны. Очень убедительны. Это не слова. Это все ясно. Так будет. Это есть политика. Политика в действии. Не бла-бла. А в действии. Это она. Каждый раз, когда что-то случается часто очень, меня спрашивают: это система работает или это что-то персональное. Ситуация с муниципальным московским депутатом Кетеван Хараидзе, которую сегодня начал судить знаменитый судья Криворучко. Из списка Магнитского. По локоть в крови. И в мерзости. Такой знаковый судья. И ничего хорошего мы не ждем для Кетеван. Это история просто как капля воды. Абсолютно чистая. Как слеза ребенка. Кетеван Хараидзе была муниципальным депутатом и остается, которая не давала взяток, не брала взяток, не давала порешать вопросы на сладком кусочке Маяковская-Новослободская. Сладкий московский кусочек застройщикам. Она не брала взятки и те, кто давали взятки и брали взятки – посадили ее. Она еще шла в ГД. Хотела попасть. И тогда было возбуждено уголовное дело, разумеется. Потому что честный человек в ГД – это некоторая катастрофа. Он может причинить им много вреда. Мы помним, Щекочихин, даже когда единично попадаются такие люди упертые и честные – это большие неприятности. Ну вот и ликвидируются они разными способами. Эти неприятности. От того, как ликвидировали неприятность потенциальную с Хараидзе до того как ликвидировали Щекочихина. Не может такого быть сегодня депутата ГД. Ее судят те, кто давали взятки и кто брали взятки. Те, кто хотят расчистить место для коррупции, для того чтобы там застройщики делали что хотели. И Кетеван Хараидзе, которая победила на выборах, которая блестяще представляла интересы жителей. У которой абсолютное доверие, мы говорили о доверии в начале. У нее абсолютное доверие в своем округе. Она политик европейского толка. То есть человек, которого выбирали эти люди для того, чтобы она защищала их интересы, и она защищала их интересы. И они хотели ее снова. Чтобы она оставалась. Вот этого человека сажают. Это коррупция в чистом виде. Это коррупционная история. Только коррупционная со стороны тех, кто сажает честного человека.

А. Орехъ― Чанышева, Хараидзе и кто третий?

В. Шендерович― Третья история менее известная. Меня попросили написать в фейсбуке, это история старая. Алексей Воробьев, кандидат технических наук, посаженный на 20 лет за шпионаж в пользу Китая, преподаватель МАИ, три года назад арестованный. Белыми нитками шито все дело. Но я даже не про это. За китайскую пыль он сел на 20 лет. На флешке обнаружили пыль, которую идентифицировали как китайскую. Видимо, на том берегу Амура какая-то другая пыль. На самой флешке не было ничего секретного. Его посадили на 20 лет за шпионаж. Но я сейчас про другое. Я сейчас про то, что на этой неделе адвоката, который защищал Воробьева и продолжает защищать, сделали иностранным агентом. Фактически выбросив из адвокатской профессии. А жену – внимание, барабанная дробь – выгнали из МАИ. Не продлили контракт с женой. Осталась жена, трехлетняя дочка, которая отца не помнит, потому что ей было 3 месяца, когда его арестовали. Государство своровало у семьи полтора миллиона рублей. При обыске они были взяты и изъяты в фонд государства. И ее сейчас МАИ элита, помнишь, там Юрий Алексеевич Рыжов, с этой аббревиатурой ассоциировалось что-то приличное. Московский авиационный институт.

А. Орехъ― Кроме того, что там специалисты были сами по себе классные.

В. Шендерович― Ну вот теперь с ней не продляют контракт, с молодой женщиной. Тебе никакая аббревиатура не приходит в голову? ЧСИР – член семьи изменника родины. Давайте теперь будем радоваться, конечно, что не 37-й год, и что она не в лагере АЛЖИР в Казахстане или где он там был. А дочка не в детдоме под чужой фамилией. Давайте будем этому радоваться. Но братцы мои…

А. Орехъ― Как с Зуевым.

В. Шендерович― Зуев — это продолжающийся ад. Можно гадать, это так работает система, которая на сжимание челюстей, а на разжимание не работает. То есть, чтобы арестовать – достаточно просто того, чтобы колеса крутились по инерции, как они давно крутятся при Путине. На сжатие. На пытку. В обратную сторону раскрутить колеса – это нужна команда сверху. Нужно, чтобы Путин позвонил, сказал отпустить Зуева или отпустить Чанышеву.

А. Орехъ― Дело прекратили, тем не менее, прокуратура против парня, который передал Гулагу.нет…

В. Шендерович― Не исключено, что его просто заманивают. Посмотрим, что это будет дальше.

А. Орехъ― Что он вернется что ли.

В. Шендерович― Может быть обрадуется.

А. Орехъ― По неопытности.

В. Шендерович― Да. Сколько угодно случаев заманивали. А могут похитить потом. Мы же знаем, ресурсы в этом случае, никаких ресурсов не жалко.

А. Орехъ― Но при этом 18 человек, которые работали в саратовской спецбольнице, они уволены. И говорят, что не просто уволены, а дело продолжает развиваться. Что может уголовное дело.

В. Шендерович― Может быть, только вот Лилия Чанышева сидит, уже сидит сейчас. А те, кто пытали и доказано, что пытали, говорят: ну может быть. Они же уволены. О, какая победа общественного мнения. Еще раз, мы же видим, как называется – контрольная группа. Мы видим, что происходит, как государство поступает с оппозиционерами, с адвокатами, журналистами, политическими активистами, муниципальными депутатами. Со свободными независимыми людьми и как поступает со своими, классово близкими ублюдками. Убийцами. Пыточниками. Мы видим. Замечаете разницу? Они на свободе. Зафиксировано, как они пытают. Они пойманы на пытках. Давно. Они на свободе. Лилия Чанышева сидит. Заперта. Она экстремист. Вот и все, что надо знать. А дальше подробности. Дальше их внутренний дарвинизм, кто-то использует энергию этого расследования в своих номенклатурных целях. У них там ФСИН воюет с этими. Те с другими. Там у них жабы с гадюками воюют, и в этой войне жаб и гадюк время от времени случаются приятные вещи. Ну понятно. Это в политическом смысле эти, ФСИН воюет с МВД, допустим, или с кем-то еще. С ФСБ. А Кехман воюет с Бояковым. Это все война жабы и гадюки. Можно конечно этому порадоваться. Но это довольно небольшая…

А. Орехъ― В процессе сражений каких-то кланов, плохого человека вдруг взяли и посадили.

В. Шендерович― За войной Кехмана и Боякова наблюдать приятно, потому что кто-то из них кого-то сожрет, и все равно количество дерьма уменьшится. Но никакого отношения это не имеет ни к театру, ни к политике. В случае…

А. Орехъ― Раз у нас еще 4 минуты есть… Бонус.

В. Шендерович― Самые главные 4 минуты.

А. Орехъ― Об искусстве. Не про Кехмана с Бояковым…

В. Шендерович― Тем более что Кехман с Бояковым это не про искусство.

А. Орехъ― Это искусственный разговор об искусстве. Большой интерес образовался к онлайн-кинотеатрам, сегодня первый штраф, там что-то про секс было, плюс мат присутствовал. Хотя говорили, что мат запикали…

В. Шендерович― Это типовая вещь. В несвободе ханжество, мы же все-таки из Советского Союза, мы же помним. Почему-то связанные вещи. Это интересно поговорить с психологами, может быть даже с психиатрами. Как это связано. Что когда можно пытать, убивать, лгать, узурпировать власть, развязывать войны – все это можно. Но сказать вот ненормативное слово – вот тут вся нравственность убийц, воров, негодяев, лжецов вдруг тут просыпается. Это считается нравственным. Хотя Лидия Борисовна Лебединская блестяще сформулировала, что лучше услышать 10 раз слово «жопа», чем один раз слово «духовность». Но у нас идет борьба со словами. Это кажется им духовностью, нравственностью. Их представление о нравственности. Я думаю, это связано вот с чем. Это рефлекс контроля. Они хотят контролировать все. И когда они уже обконтролировались по самое не могу, когда уже нет ни политики, ничего, всех задавили, затоптали. Проконтролировали уже СМИ, это, то. Адвокатуру, парламент, суд. Все под контролем. Но осталась возможность громко сказать «твою мать». Этой возможности тоже надо, конечно, лишить. Все должно быть под контролем. Это такой рефлекс. Обрати внимание, чем мрачнее времена, тем больше слово «духовность, нравственность» распространяется… Боккаччо. Ущемление плоти. Дальше идет ущемление плоти. Это ведь тоже часть свободы. Вологодская непристойная частушка любимейшая, вообще русская непристойная частушка – это ведь проявление в том числе, не только это безумно талантливо, но это со свистом вырывается из-под этого завинченного клапана свобода. Нельзя ничего никогда было ни избрать, нет ни правосудия, ничего нет. Но возможность громко сказать «твою мать» и затейливо сказать «твою мать» — есть.

А. Орехъ― Написать еще слово из трех букв.

В. Шендерович― Веничка Ерофеев есть. Ты понимаешь.

А. Орехъ― А вот эти люди, которые фотографируются в стрингах на фоне храма или показывают верхнюю часть своего богатого тела на фоне каких-нибудь крестов.

В. Шендерович― Нет, слушай. Это каждый показывает свои мозги как хочет. Только хочу заметить, что Наталья Орейро мексиканская актриса, тоже снималась голенькой на фоне ХХС.

А. Орехъ― Ну такая…

В. Шендерович― Полуголенькая. И получила паспорт. Тут что-то недоработка какая-то есть. Бог с ними. Еще раз говорю, каждый человек проявляет себя, как может. Мы сейчас говорим о рефлексии государства, о реакции власти.

А. Орехъ― Спасибо. Виктор Шендерович был у нас в гостях в программе «Особое мнение». И через два часа будет Максим Шевченко.

* Виктор Шендерович - физлицо, признанное иностранным агентом. Штабы Навального - НКО, признанное иностранным агентом; экстремистская организация, запрещённая в России.

Источник: Эхо Москвы, 11.11.2021