И. Воробьева― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение» на «Эхо Москвы». И сегодня со своим особым мнением историк, журналист Николай Сванидзе. Николай Карлович, приветствую вас в нашем эфире.

Н. Сванидзе― Здравствуйте, Ира. Рад слышать.

И. Воробьева― Я тоже рада вас слышать. Рада вас видеть. Видно хорошо, слышно тоже неплохо. Конечно, от меня тут слушатели требуют, чтобы я с вами подробно обсудила вопрос памятника Дзержинскому или Невскому. Но мы чуть позже поговорим. Обещаю. А для начала хотела спросить у вас, тут Путин подписал указ, конкретизирующий направление работы СПЧ в частности. По развитию гражданского общества и правам человека. Что вам по этому поводу известно, как это вообще все происходило? Что у вас теперь за новые обязанности.

Н. Сванидзе― Не знаю. Ничего про это неизвестно.

И. Воробьева― А вот буквально пришло по лентам агентств час назад, что был сегодня опубликован документ. Владимир Путин подписал указ, который конкретизирует направление работы совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека. Там меняется формулировка одной из основных задач СПЧ. Я сейчас читаю по лентам ТАСС. В указе задача совета прописана следующим образом: подготовка предложений президенту России по созданию благоприятных условий для развития института гражданского общества и расширения участия граждан в развитии таких институтов. То есть из положение об СПЧ исключается задача по расширению и участия граждан в модернизации страны, в том числе путем передачи отдельных функций госорганов институтам гражданского общества.

Н. Сванидзе― Я пока что не вижу никакой содержательности в этих мнениях. Наверное, надо обратиться к юристам. На слух, один раз прослушав, трудно сказать, что там имеется в виду. Участвовать в развитии институтов, в передаче функций. В общем, это все достаточно казуистично звучит. Я на слух не могу уловить разницу в этих формулировках. И как-то их существенно прокомментировать. Не готов.

И. Воробьева― То есть вы об этом ничего не знали.

Н. Сванидзе― Ничего абсолютно. Со мной никто ничего не обсуждал.

И. Воробьева― Ну и хорошо.

Н. Сванидзе― Пока что по зачитанным вами формулировкам я ничего такого существенно принципиального не вижу здесь.

И. Воробьева― Хорошо бы ничего не поменялось к худшему. Потому что у многих слушателей и так ощущение, что СПЧ ничего не может в сущности.

Н. Сванидзе― Это ощущение недалеко от истины. Мы мало что можем, потому что у нас нет административных никаких рычагов. Во-первых. А, во-вторых, мы живем в пространстве, в котором не мы управляем. И повлиять на огромные изменения, которые происходят в стране, происходят, как правило, не к лучшему. В том числе в отношении прав человека. Конечно, один этот институт из нескольких десятков человек при президенте РФ не в состоянии, разумеется. Что можем – делаем.

И. Воробьева― Давайте тогда про памятник поговорим. Сегодня Алексей Венедиктов, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» нам всем сообщил, что Общественная палата вынесла на опрос москвичей вопрос по памятнику на Лубянке. И там две кандидатуры: Александр Невский и Феликс Дзержинский. Что скажете, оба хуже?

Н. Сванидзе― Оба хуже, конечно. Оба хороши, прямо скажем. Потому что Александр Невский, обоих наши сограждане знают за исключением профессиональных историков только по фильмам в основном. Советским, причем. Александр Невский не имеет никакого отношения к тому, как он выглядит в великом фильме «Александр Невский». Где играет Черкасов. Где он говорит: кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет. Повторяет библейские слова, которые он никогда в жизни не произносил. И не мог произнести, потому что он фактически был наместником монголов в русских городах. Фактически насаждал монгольскую власть на Руси. Этим он больше всего реально прославился. А не тем, что победил в какой-то локальной небольшой битве маленькую группку немецких тевтонских рыцарей. Он фактически был таким очень эффективным наместником Батыя на Руси. Вот кем он был. Между Востоком и Западом, между сопротивлением с участием Запада, католического европейского мира сопротивлением орде. Он выбрал орду. И на 250 лет у нас воцарилась орда во многом, конечно, не только и не столько, но он сделал все, для того чтобы это произошло. Потом он был причислен к рангу святых. Это было гораздо позже. А тогда это главная роль Александра Невского, конечно, он человек очень яркий, очень сильный. Дипломат, воин. Но главная его историческая роль именно та, о которой я сказал. Хотя бы это было давно. А Дзержинский был недавно. Он был палач. Большевистский палач совершенно. Польский шляхтич на службе русской большевистской революции. И хотя тоже историческая улыбка имеет место, потому что памятник был воздвигнут в 58-м году при Хрущеве. То есть это памятник «оттепельный». Это памятник, который фактически противопоставлялся сталинским палачам. Ягоде, Ежову, Берии и самому Сталину. По идее. Вот наш чистый прямой как стрела в белоснежных латах рыцарь революции Феликс Эдмундович Дзержинский. Он не такой как эти сталинские кровопийцы. Он был действительно не такой. Был более фанатичен. Менее корыстен. Но крови он тоже пролил немало. Тоже был фактически палачом. Но это выяснилось позже. И сейчас он когда его сносили, совершенно по-другому воспринимается. Конечно, не как противопоставление Берии и Сталину, а символ террора. Потому что он абсолютно сросся с этой площадью. Со зданием КГБ. Когда его сносили он был символом террора и сейчас он символ террора. Поэтому восстановление его будет реваншем тех, кто является сторонниками и считают себя наследниками НКВДшных террористов сталинских времен. Поэтому конечно между Феликсом Эдмундовичем, который был сто лет назад и князем Александром Невским, который был в 13 веке, я выбираю Александра Невского. В принципе я бы выбрал фонтанчик, разумеется. Невинный фонтанчик.

И. Воробьева― Я про символизм хотела спросить. Но вы уже сами это проговорили. Символизм, который будет нести любой памятник в этом месте, почему так сильно нужно там вообще хоть что-нибудь? Зачем власти нужно там поставить хоть какой-нибудь памятник.

Н. Сванидзе― Все разговоры эстетического свойства, архитектурно-эстетического. Нужно чтобы там что-то центровало площадь. Это все от лукавого. Конечно, предлагают Проханов, кто там еще, как его зовут нашего в прошлом великого писателя, а сейчас… Прилепин. Они, конечно, разумеется, не имеют никакого отношения их интересы к эстетическим претензиям. А их претензии чисто политические. Они хотят воспользоваться ситуацией, господством силовиков, того же ФСБ. То есть бывшее КГБ в нашей стране. Господством тех людей, у которых в кабинетах висят портреты Дзержинского, чтобы усилить свое влияние. Вот мы какие молодцы. Предложили и сказано – сделано. Вот здорово как. Им же в думу идти. Партии Прилепина идти в думу. Конечно, если поставят памятник – это резко повысит их удельный вес политический. Поэтому они этого и хотят. А те, кто сидят в здании на Лубянке, тоже этого хотят, потому что они с молоком матери всосали любовь к этому человеку. И портреты у них в кабинетах висят. Они хотят перенести эти портреты в виде памятника в центр площади. Они привыкли, что он там стоит. Они хотят его вернуть. Это будет просто прямой реванш. Реванш в принципе уже состоялся. Но возвращение памятника будет его великолепным символом.

И. Воробьева― А почему каждый раз, когда речь заходит про памятник, пусть его установку или его снос или перенос вызывает такую острую реакцию. Мы сейчас говорим об этом, а нам в чате трансляции пишут: да вы достали со своим памятником, неделю уже разгоняетесь по этому поводу. Чего это обсуждать. Но все всё равно обсуждают. Почему каждый раз это такая острая история.

Н. Сванидзе― Потому что это символ. Тут дело не в Дзержинском. Памятник живет своей отдельной жизнью от Феликса Эдмундовича. Это символический памятник. Фактически, хотя он воздвигался как памятник «оттепельный», но воспринимается он как памятник террору. Поэтому, естественно, мнения делятся и очень резко. Но вообще какая история. Самое смешное. Сейчас, если сбавить пафос неизбежный, то получается, ну внесут его, поставят. На несколько лет его поставят. Через несколько лет, 3-5-10 сменится режим, маятник качнется обратно. Его вынесут оттуда. Лапочку вынесут обратно. Снова положат куда-нибудь. И уже навсегда. Поэтому носить туда-обратно если не лень, то пусть ставят. Я конечно буду против голосовать. Мне жалко тех, кто будет носить. Очень тяжелый.

И. Воробьева― Один из моих знакомых, не помню, кто, написал, что да и правильно, пусть поставят Дзержинского, когда его в прошлый раз сносили, я был маленький и не видел. Хочу посмотреть.

Н. Сванидзе― Вот ровно та же логика.

И. Воробьева― Хорошо. Мы, честное слово, перестанем сейчас говорить про памятник. Очень все устали от этой темы. Хотя повторюсь, что Общественная палата Москвы предлагает вам проголосовать. Москвичам. Сделать это через приложение, по-моему, Активный гражданин. Честно говоря, не обладаю деталями. Но наверняка это будет рассказано в том числе у нас в новостях. Потратьте время, проголосуйте. Если у вас есть какое-то мнение по этому поводу. Приговор Анастасии Шевченко накануне. Все-таки без реального срока. Условный срок. Но все равно получается, за что наказали, так долго держали под домашним арестом. Мучили ее и ее семью. Просто за то, что она активистка не той организации, которая нравится государству. Это первое дело, которое мы наблюдаем – что нам говорит.

Н. Сванидзе― Есть два имени, которые безумно раздражают, просто фантастически наше начальство. Это Навальный и Ходорковский. И то, что связано с этими именами вызывает просто ослепительную эмоциональную реакцию. То есть здесь можно пострадать просто ни за что. За похожую фамилию. Помните как в «Мастере и Маргарите» всех, у кого была фамилия похожа на Воланд – всех брали. Если у кого фамилия похожа на Навального или Ходорковского – я им не завидую. Если имеют отношение к их организациям – тоже не завидую. Девушка занималась, по-моему, организацией лекций. Ее уже просто раздавили не морально, а физически тем, что не позволили попрощаться с умирающей дочерью. Это было совершенно страшно. Не позволили человеку попрощаться с умирающей дочерью. Это зверство какое-то. Теперь ей дали с барского плеча 4 года условно. Невиновному человеку. У нас последнее время условное наказание – такой синоним оправдания. Оправдывать у нас не оправдывают – дают условный срок. Если человек абсолютно чист, вот как новорожденное дитя. Тогда ему дают условный срок. Вот она попала именно в такую ситуацию. Но все равно приятно, что не реальный. Могли бы реальный дать. Мы же знаем это.

И. Воробьева― Да, мы это не просто знаем, а видели на примере других людей. Может быть не по такому же уголовному делу, но совершенно точно по подобному уровня бредовым обвинениям. Скажем так. Мы это наблюдаем до сих пор. И все то, что происходит сейчас с Алексеем Навальным, точнее продолжает происходить, вот есть у вас какое-то ощущение от того, что Алексей Навальный, скажем так, морально выигрывает сейчас тем, что он не запуган, не просит пощады. Скажем так.

Н. Сванидзе― Нет, он себя ведет очень сильно, очень твердо. Это вызывает огромное уважение к нему. Но кто там выиграет, не знаю. Выигрывает тот, кто победит. Тот и выиграет. Историю пишут победители.

И. Воробьева― А что считать победой в данном случае?

Н. Сванидзе― Победу. Победой считать победу. Он борется за власть. Он политик. Политик – это тот, кто борется за власть. Алексей Навальный борется за власть. Сейчас он сидит в тюрьме. Сейчас сила не на его стороне. Она может потом оказаться на его стороне. Тогда он победит. Может быть. Но сейчас сила не на его стороне. Он ведет себя очень круто. Вызывает большое уважение. Но сейчас это к победе отношения не имеет.

И. Воробьева― Мне тут помогли наши зрители и напомнили, у кого я прочитала про памятник Дзержинскому. Это был адвокат Илья Новиков. Это его я цитировала, что он не видел и хотел посмотреть. Спасибо. Простите, что я с самого начала не указала источник, просто правда забыла, кто написал. Вот вы говорите, что Алексей Навальный ведет себя достойно, мощно. А вы наблюдаете за тем, что происходит в суде по делу ветерана. Там Алексей Навальный как вам кажется ведет себя тоже достойно и мощно.

Н. Сванидзе― Нет, там он себя ведет, на мой взгляд, неправильно. Это мое личное мнение. Я не хочу критиковать Навального, потому что он в тюрьме. Я не люблю и считаю недостойным катить бочку на человека, который сидит в тюрьме, к тому же, на мой взгляд, неизвестно за что. Но, на мой взгляд, в суде он ведет себя неправильно. Просто тактически неверно. Да и корона бы не свалилась, в общем, извиниться перед стариком. Очень пожилой человек. Воевавший. Неважно, как он попал в этот суд. Но можно было бы просто сказать: прости, отец. И всё. Тут, на мой взгляд, тактически Навальный не прав. Он может грубить кому угодно, имеет на это полное право. Но старику не надо. Как мне кажется.

И. Воробьева― Но мы же с вами тоже понимаем, что он конкретному именно ему не хамил. И про конкретного него не писал. И если бы не сделали бы стоп-кадр на этом ролике вместе с подписью, не показали бы пожилому человеку – он вообще никогда бы не узнал об этом.

Н. Сванидзе― Разумеется. Я имею в виду ситуацию в суде. Раз уж это все произошло. Для него, что называется, прикопались. Привели туда старого человека. Ну, конечно, то, как он себя ведет по отношению к старому человеку, уважительным назвать нельзя в любом случае. На мой взгляд, это неправильно.

И. Воробьева― Я бы хотела еще затронуть такую сторону вопроса всего этого дела. Как циничное отношение к ветеранам. Потому что мы видим, как все бросились защищать ветерана из этого суда. Потратили какие-нибудь деньги, чтобы какие-то фонарики, дроны, я/мы, это все. В момент, когда в РФ продолжают ветераны жить, прямо скажем, в недостойных условиях. Я так скажу.

Н. Сванидзе― Абсолютно согласен. Конечно, это в значительной степени наигранная комедия. О ветеранах вспоминают только в день победы. И когда нужно кого-нибудь посадить. Сделав обиженными. Только тогда. Потому что во все остальное время их не вспоминают и вообще забросили куда-то на чердак. Действительно они плохо живут, действительно тяжело. Свой долг перед ними государство никак не готово отдать. А вот на груди рвануть рубаху, когда речь идет о политическом оппоненте и пришить ему, что называется, извините за жаргон тюремный, пришить ему неуважение к ветерану – вот это всегда пожалуйста. Да, конечно, разумеется. Ветеранов используют. Используют против своих политических оппонентов. В данном случае это так и есть.

И. Воробьева― Мне хотелось бы вслух периодически это произносить. И вслух говорить о том, что в России многие ветераны живут в чудовищных условиях. Мы это знаем и знают те люди, которые занимаются помощью ветеранам не только 9 мая. И еще раз повторю, этот сайт «Мечта ветерана РФ» просто посмотрите на него. Если его еще не закрыли после прошлого нашего эфира. Это не какой-то левый сайт, это сайт, который появляется в региональных сайтах. Минобра и соцзащиты. И посмотрите, на что там собирают ветеранам. На пандус. На маленький цветной телевизор.

Н. Сванидзе― Я больше скажу. Все поколение ветеранов, конечно, в основном уже ушло по возрасту. Объективно. И ушло в очень тяжелых условиях жизненных. Перед ними так никаких долгов им этим защитникам родины, которым мы обязаны своими жизнями, государство не отдало. Просто позволило им уйти. Сейчас их осталось 2,5 человека. И их уже столетних используют вот таким образом. Внедряя в их сознание какое-то отношение к своим политическим оппонентам. Пользуясь ими, очень цинично я считаю для этих случаев. Это очень плохо.

И. Воробьева― Как вы считаете, если Навального осудят по этому делу, дело о клевете, а не просто об оскорблении. Изменится ли к нему отношение его аудитории или люди, что называется, все всё понимают.

Н. Сванидзе― Все не могут понимать всё. Разумеется. Очень многие не понимают. Кто-то не понимает ничего. Таких тоже много. Кто-то понимает далеко не все. Поэтому частично изменится. Но в основном, дело в том, что отношение к суду сейчас настолько я бы сказал недоверчивое, мягко формулирую. Среди наших сограждан. Заслуженно к сожалению. Что решение суда, в общем, не вызывает доверия и мало влияет на общественное мнение.

И. Воробьева― Ну и, кроме того, все-таки Алексей Навальный – политик, а суд над политиком всегда же что-то политическое.

Н. Сванидзе― Ну суд над политиком может быть не как над политиком. Политик может совершить преступление бытовое, скажем. Но в данном случае неважно. Но просто ясно, что здесь дорого яичко к Христову дню. Нашли вовремя это дело, этого ветерана и так далее. Но повторяю еще раз, что, тем не менее, сам ветеран он не виноват. Он сильно пожилой, воевавший человек. И об этом надо помнить.

И. Воробьева― Мы продолжим буквально через несколько минут. Это программа «Особое мнение».

НОВОСТИ

И. Воробьева― Продолжается программа «Особое мнение». Мы за кадром в Ютубе продолжили тему с ветеранами и пришли к выводу, что вот не умеет власть вообще от слова «совсем» как-то правильно общаться что ли. А почему, Николай Карлович? Там так много умных людей.

Н. Сванидзе― Как тот десантник из анекдота, который не знал, как понравиться девушке и сказал: хочешь, я тебе руку сломаю. Примерно так.

И. Воробьева― Но ведь они же бьются все время за честь, за историю. За вот нельзя в чем-то нас обвинять, в итогах Великой Отечественной. Не переписывайте историю. А вот с ветеранами вообще не умеют. То придут к ним в какой-то, прости, господи, Шанели, то еще что-нибудь. Ну что это.

Н. Сванидзе― Не умеют. Ну что теперь делать. Я старалась типа. Но не получилось.

И. Воробьева― Давайте тогда еще по новостям. Меня просят про Беларусь поговорить. Действительно в Беларуси происходит ряд событий. Там приговорили к вполне реальному сроку журналисток, которые вели просто стрим, то есть просто рассказывали о том, что происходит. В этом смысле мы в Беларусь смотрим как в будущее? Скажите мне, журналисту.

Н. Сванидзе― Я боюсь, что да. Как журналист – журналисту. Причем в недалекое будущее. Потому что я уже чувствую, когда хожу наблюдателем на эти неразрешенные, несанкционированные мероприятия, шествия. Я чувствую, я вижу просто и потом по статистике отношение к журналистам изменилось к худшему. У правоохранителей наших. Причем к худшему не так, что теперь их стали рассматривать наравне с остальной публикой. А хуже, чем остальную публику. Журналистов, правозащитников, наблюдателей и адвокатов. Вот 4 группы – их рассматривают как врагов.

И. Воробьева― Я тоже заметила, честно скажу. Я заметила, что раньше как-то от тебя пытались отдернуть руки, а сейчас как-то наоборот по-злому прям.

Н. Сванидзе― Да, от души.

И. Воробьева― Я напомню, что 31-го, когда все акции были, Николая Карловича, например, задержали. Но отпустили, конечно. Но задержали.

Н. Сванидзе― Меня отпустили, но я себе представил, как было произошло с тем человеком на моем месте, который не был бы членом СПЧ и наблюдателем от СПЧ при президенте РФ. То есть мне бы вменили все по полной программе, включая сопротивление органам правосудия.

И. Воробьева― Мы знаем, чем бы это закончилось, Николай Карлович. Это закончилось бы Сахарово.

Н. Сванидзе― Да. Совершенно верно. Сидел бы как миленький. Как зайчик.

И. Воробьева― Про Беларусь у меня есть еще один вопрос. Там завели если я правильно понимаю, Следственный комитет Беларуси сначала вроде как провел проверку и даже вроде как возбудил дело, а потом вроде как и не возбудил. По поводу смерти участника протеста. То есть они вроде как согласились, что правоохранители стали причиной его смерти. Но вот дела не будет и наказывать никого не будут.

Н. Сванидзе― Ну а как вы себе представляете в Беларуси, где батька сидит на штыках своих вооруженных спецслужб, чтобы он кого-то из них подвел под монастырь. Нет, разумеется. Он их будет защищать до последнего, чтобы они до последнего защищали его.

И. Воробьева― Это тоже интересно. Александр Лукашенко действительно во многих своих интервью и даже с ОМОНом встречался и говорил, что я вместе с вами до последнего вздоха. Но мы же видим, что силовики некоторые сдают Лукашенко. Они присылают правозащитникам видео, помогают деанону и так далее. Эти прослушки, которые мы видели с какими-то высокопоставленными силовиками белорусскими – это же явно изнутри слито. То есть все-таки там где-то трещина пошла.

Н. Сванидзе― Трещина пошла, но это единичные примеры. В основном он их сейчас хорошо кормит, хорошо настраивает, он их хорошо натаскивает и науськивает. Пока что они за него. Иначе бы он уже слетел.

И. Воробьева― Возвращаясь к нашим событиям. Эти массовые аресты и отсидки в Сахарово, мы когда видели, как люди выходили оттуда после 7 суток ареста, 10 суток, многие попали в спецприемник совершенно случайно. То есть они там ехали играть в какие-то компьютерные клубы или из бассейна возвращались. Там было много случайных арестованных. Как вам кажется, такое количество арестованных – это была цель запугать молодежь и получилось ли у власти это?

Н. Сванидзе― Цель, несомненно, — демонстрировать максимальную жесткость. Получилось – не думаю. Для того чтобы запугать нужно уже просто не дай бог что делать, кровь лить серьезно. Тогда может быть можно и запугать на время. А так молодежь запугать сложно. Молодежь она на то и молодежь, у нее рефлекс безопасности почти атрофирован. Она не верит в смерть, не верит в плохое. Не верит в боль. Она очень коллективистски организована. Совершенно особая социальная страта. Не такая как отягощенные семьями и ответственностью взрослые люди. И они готовы идти на многое. Молодежь запугать нелегко. Это такая масса, которая является основой всякой революции.

И. Воробьева― То есть молодежь не получилось запугать.

Н. Сванидзе― Нет. Я думаю, что нет. И нотациями их не запугать. Их ничем не запугать. Их можно только настроить за себя. Но для этого нужно вести себя диаметрально полярно тому, как сейчас ведет себя власть.

И. Воробьева― А вы видели вчерашнее видео, которое выпустил Следственный комитет про 14-летних. Вот тебе исполнилось 14, и теперь ты отвечаешь по уголовной статье «убийство». Видели этот ролик?

Н. Сванидзе― Я посмотрел. Очень своеобразный. На мой взгляд, не самая лучшая находка Следственного комитета. Так разговаривать с молодыми людьми. И с девушками.

И. Воробьева― Тут же мы возвращаемся к вопросу: почему у них не получается разговаривать на каком-то человеческом языке.

Н. Сванидзе― Я снова возвращаюсь к анекдоту про десантника. Ну вот так вот. Что я могу поделать. Они так привыкли разговаривать. Это их ментальность. Это их естество. Они по-другому не могут. Если бы они могли по-другому — они были бы другие. И все было бы у нас другое. А сейчас вот такое как есть. Потому что они такие. И мы такие. В большинстве своем, Ира. Поэтому все так и получается.

И. Воробьева― А мы такие в большинстве – что вы имеете в виду?

Н. Сванидзе― В большинстве своем мы такие, что нам это нравится. Или терпим.

И. Воробьева― Условно говоря, разговор силы…

Н. Сванидзе― Вот это обращение с нами, конечно. Разумеется. Пока живот не подведет уже окончательно от полного недостатка колбасы – будем терпеть.

И. Воробьева― То есть тот факт, что мы как коллективное «мы», условно говоря, не говорим вслух об этом на площадях с транспарантами, это же не значит, что нам это нравится.

Н. Сванидзе― Не нравится. Но терпим. И терпеть можем очень долго. И власть это понимает.

И. Воробьева― Тут меня упрекают, что я неправильно про Беларусь рассказала. Это было про Александра Тарайковского, который погиб на второй день протестов 10 августа. Следственный комитет Беларуси признал, что его убили силовики. Но уголовное дело возбуждать не стали. На всякий случай я уточняю для тех, кто что-то там не понял из нашей новости. Меня тут наши слушатели просили, чтобы вы прокомментировали слова Зюганова про Навального. Но вот и вас наверняка просили какое-то время назад прокомментировать Явлинского про Навального. Но я вас хочу вас спросить, а имеет ли смысл обсуждать, что говорят Явлинский, Зюганов, Жириновский и вот эти все люди про Навального.

Н. Сванидзе― Во-первых, они все разные люди. Все-таки не будем равнять Явлинского с Зюгановым и Жириновским. На мой взгляд. При любом отношении к тому, что сейчас сделал Григорий Алексеевич Явлинский, все-таки он другой человек. Я бы не хотел их ставить в один ряд…

И. Воробьева― Я имела в виду по времени. Это же политики одного времени.

Н. Сванидзе― Да. Но Жириновский с Зюгановым просто встали и отдали свою честь в прямом и переносном смысле. И они готовы просто бежать впереди паровоза. В Кремле так не говорят о Навальном, как Г. А. Зюганов. Мне понравилось, что-то там по 3 или 4 разведки, агентом которых… Это прелесть, конечно. Я рад за Геннадия Андреевича, действительно в России надо жить долго. Дожил Геннадий Андреевич до того времени, когда он может снова сказать такие слова. Которые произносились в 30-е годы. Любимые им. И вот это снова воспринимается как, вот по-настоящему агент трех разведок, ну все же родное. Господи. Нужно с завода имени Ворошилова, выступали тетеньки, дяденьки, чтобы пар шел изо рта. Как на тех кассетах, которые много раз видели, пленках. Выступали и требовали расстрела Навального. Расстрелять как бешеную собаку. Я сам Навального не видел, но знаю, что он мерзавец. Расстрелять. Чтобы это все было, такую массовую истерику нагнать. Это самое оно. Это абсолютно в стилистике выступления Зюганова.

И. Воробьева― Буквально минутка осталась. Я хотела еще про ЕСПЧ поговорить. ЕСЧП все делает мне кажется для того, чтобы Навальный вышел на свободу. Но не выйдет же, да?

Н. Сванидзе― Ну ЕСЧП что может сделать, чтобы Навальный вышел на свободу.

И. Воробьева― Ну подождите. Там же есть правило 39, которое позволяет потребовать освободить некого человека и даже вроде как…

Н. Сванидзе― Нет, потребовать они могут. Но мы можем не выполнить.

И. Воробьева― Я как раз об этом и говорю, что нам ЕСПЧ после поправок к Конституции совсем не указ.

Н. Сванидзе― В общем, абсолютно не указ.

И. Воробьева― Это очень жаль. Извините, что у нас заканчивается эфир на таком интересном месте. Николай Сванидзе, программа «Особое мнение». Кто не успел послушать и посмотреть, сделайте это у нас на сайте. Счастливо.

Источник: Эхо Москвы, 19.02.2021