Ева Меркачева, журналист, правозащитник, член ОНК г. Москвы, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, лауреат Премии МХГ

На прошлой неделе шестеро членов Совета по правам человека при президенте России обратились к генпрокурору РФ Игорю Краснову и попросили его разъяснить, на каком основании сотни, а возможно, и тысячи заключенных, которые должны были отбывать назначенные им судом сроки в колониях, отправляются на войну в Украине в составе частных военных компаний.

Информация о вербовке заключенных начала появляться в СМИ летом 2022 года, когда продвижение российских войск на Донбассе, по сути, остановилось. А некоторое время назад стало известно, что вербовкой занимается лично Евгений Пригожин, связанный с Кремлем бизнесмен, которого называют владельцем «ЧВК Вагнера». Он лично летает по тюрьмам в европейской части России и агитирует заключенных ехать в Украину: 14 сентября появилось видео, на котором Пригожин предлагает записаться в его ЧВК заключенным колонии в Йошкар-Оле. Пресс-служба компании «Конкорд», через которую бизнесмен обычно делает свои заявления, подтвердила, что заключенных действительно отправляют на войну и это хорошо: «Либо ЧВК и зэки, либо ваши дети — решайте сами».

Правозащитница Ева Меркачева, которая была в числе тех, кто подписал обращение в Генпрокуратуру, в интервью Настоящему Времени подчеркнула, что в Украину завербовались люди, которые совершили «в основном тяжкие насильственные преступления». «Сложно представить вообще, чтобы таким людям было доверено оружие!» — подчеркнула она. Меркачева считает, что Россия в случае с вербовкой заключенных «провалилась в какую-то неправовую зону»: по закону любое изменение режима должно приниматься по решению суда, президента или Госдумы, а не в рамках «контракта», подписанного заключенным неизвестно с кем. «Многие, в том числе, кстати, и сотрудники ФСИН, нам сказали «спасибо» за это обращение», — заметила она.

— Как вы оцениваете то, что происходит сегодня в российских колониях, где массово вербуются заключенные, чтобы воевать в Украине?

— Сейчас в СМИ распространяется информация о том, что в некоторых колониях происходит вербовка заключенных. Более того, есть портал, который специально был создан определенными людьми. И на этом портале вы увидите ролики, где люди в форме с оружием рассказывают, что они осужденные таких-то колоний, передают приветы, рассказывают, что сейчас они выполняют боевые задачи в зоне «специальной военной операции». В некоторых роликах они сообщают о том, за что были осуждены. И это в основном тяжкие насильственные преступления.

Честно скажу: большинство людей, которые в этих видео представляются осужденными, выглядят очень маргинально. Сложно представить вообще, чтобы таким людям было доверено оружие! И тем не менее мы имеем то, что имеем.

Плюс, есть львиная доля в наш адрес обращений со стороны родственников заключенных. В основном это матери и жены осужденных, которые рассказывают, что с ними связались их близкие из колоний и сообщили, что они подписали некий контракт. После этого связь с ними [осужденными] оборвалась, и больше они [родственники] не могут получить никакой информации об этих людях. Они звонят в колонию — им не отвечают, а сами заключенные на связь не выходят. Напомню, что у людей есть возможность по легальному таксомату периодически звонить из колоний своим близким. Но эти заключенные просто пропали из зоны видимости!

Люди переживают, матери и жены спрашивают, на каком основании такой контракт человек мог подписать, к чему это приведет. А некоторые, честно скажу, даже требуют от нас вмешаться, расторгнуть этот контракт, потому что они считают его незаконным. Они задают вопросы: как такое вообще могло произойти, просят нас им это объяснить. Ну, собственно, а как объяснить? Объяснение, честно говоря, мы найти сами не можем.

— То есть с точки зрения закона вербовка заключенных в колониях полностью нелегальна?

— На сегодняшний день освободить осужденного можно только тремя путями. Первое — это акт помилования, который происходит по указу президента. Второе — это амнистия постановлением Государственной Думы. Третье — это решение суда об условно-досрочном освобождении либо о замене части назначенного осужденному наказания на какое-то другое, например, на исправительные работы. Но в этой части ничего не говорится, что можно заменить, например, пребывание в колонии на службу по военному контракту! Такого нет.

— По закону чья подпись должна стоять на документах, которыми могут быть освобождены заключенные?

— Есть три варианта. Это может быть подпись президента, если указ о помиловании. Это может быть подпись председателя Государственной Думы. И это может быть подпись конкретных судей определенных судов в тех регионах, где такие решения принимались. Нам некоторые говорят: а вдруг там были выездные суды? Да все что угодно может быть! Может, были выездные суды, но тогда давайте узнаем, что их провели и как это произошло. Вдруг окажется, что некие документы существуют, просто нам их пока не огласили? Есть ли вообще какие-то если не секретные, то полусекретные документы, или несекретные, но они по какому-то недогляду не были выложены в публичное пространство?

Не знаю. Но, в общем, конечно, в любом случае ситуация уникальная, и нам бы какую-то ясность.

— Помимо документов, которые непонятно, оформлены или нет, вероятно, есть же еще и другие нарушения законодательства?

— Есть еще потерпевшие, которые считают, что их права тоже в этом случае нарушаются. Приведу пример: человек, например, получил срок за убийство. Есть родственники жертвы, которые проходят в деле потерпевшими. Они спрашивают нас: вот его недавно только посадили, сейчас он уже освобожден. На каком основании? Почему у них не спросили? А я напомню, что по нынешнему законодательству любое смягчение режима такому человеку, в том числе условно-досрочное освобождение, должно приниматься только по решению суда с учетом мнения потерпевшей стороны. А та может заявить, что против.

Я знаю массу случаев, что люди говорили, что они против УДО только потому, что этот человек — убийца, насильник или грабитель — так и не погасил иски, которые были ему назначены судом. Или они считают, что он не раскаялся. А может быть, он даже из-за решетки им еще и угрожать продолжает. Такие случаи тоже были. Одна из жертв насильника рассказывала, как он, будучи за решеткой, писал ей, что «я вот только освобожусь, и я тебе устрою».

Здесь должен быть особенно тщательно соблюден закон. Потому что, повторюсь, преступление несет за собой наказание с учетом интересов всего: общественных интересов, интересов потерпевших. И право, здесь само право должно быть во главе угла. А мы как будто бы провалились в какую-то неправовую зону. Нам совершенно не ясно, к чему все происходящее может привести. Получается, что все происходящее — это вне правового поля. Но ответы-то давать нужно. Информация все больше и больше распространяется, информация тревожная. И мы поняли, что нам нужны для этого специальные разъяснения. А кто их может дать, кроме как не Генеральная прокуратура? И в данном случае, мне кажется, назрело, более чем назрело, вот такое наше обращение. И многие, в том числе, кстати, и сотрудники ФСИН, нам сказали за него спасибо.

— Я как раз хотела спросить: обращаются ли к вам сотрудники ФСИН? И как они сами воспринимают то, что происходит? Для них же это тоже, наверное, нестандартная ситуация?

— Да, обращаются, но они в большей степени исполнители. Вы же сами понимаете: если им кто-то говорит неких людей пускать в колонию или потом других, наоборот, отпускать, они это делают. Вопросы у них есть, однако задать их они по долгу своей службы не могут. Они просто, повторюсь, в данном случае люди Государственной службы исполнения наказаний.

В общем, вопрос и назрел, и перезрел. Я думаю, что в данном случае даже те люди, которые занимаются вербовкой, тоже заинтересованы в том, чтобы вывести этот процесс в какое-то правовое поле.

Беседовала Ксения Соколянская

Источник: Настоящее время (внесено в реестр иностранных СМИ — иноагентов), 19.09.2022