Сергей Лукашевский, исполнительный директор Сахаровского центра, член МХГ

По каким формальным причинам запретили деятельность Московской Хельсинкской группы, и что происходит с правозащитными организациями в России, рассказал Сергей Лукашевский, директор Сахаровского центра и член Московской Хельсинской группы на радио «Голос Берлина» в эфире Stratera Show с Машей Майерс.

Маша Майерс. Давайте начнем с МХГ. Московская Хельсинкская группа, старейшая правозащитная организация. В общем, ее лицом на протяжении многих лет до своей кончины была Людмила Алексеева. И Владимир Владимирович Путин, сколько я помню, всегда на камеру ей ручки целовал. И при этом на этой неделе появляется сообщение о ликвидации МХГ. Что, собственно, происходит с группой непосредственно?

Сергей Лукашевский. Пришло известие, это приходит по почте, плюс отражается на сайте Минюста, что отделение Минюста по городу Москве подало иск о ликвидации общественной организации Московская Хельсинкская группа. До этого по требованию прокуратуры шла внеплановая проверка, и они нашли некоторое количество, на мой взгляд, и на взгляд моих коллег по группе, довольно несерьезных нарушений: отсутствие нескольких протоколов, которые должны были быть просто по деятельности организации, плюс проведение мероприятий вне города Москвы. А Московская Хельсинкская группа была зарегистрирована как региональная организация. По факту это выезд директора гендиректора группы, директора организации в регион для наблюдения на суде, например. То есть вот такая работа вне города. Вот на основании этих нарушений. Они считаются «неустранимыми, злостными».

Маша Майерс. То есть директор не может не приехать на суд, в процессе которого он осуществлял наблюдения в прошлом, исправить эти ошибки невозможно.

Сергей Лукашевский. Да, извините, никакой работы проводить нельзя. В свое время Людмила Михайловна Алексеева ездила по всей стране много раз по огромному количеству регионов. У Московской Хельсинкской группы была огромная сеть из более чем 70 регионов. Были организации, с которыми МХГ работала. И все это время у Минюста не было никаких претензий.

По идее нормальная ситуация: Минюст как контролирующая организация отслеживает деятельность, указывает на ошибки. Если ошибки исправляются, то все вопросы должны быть сняты. Но мы понимаем, что это типичная практика Минюста. Типичная практика применения современного законодательства России. Когда Сахаровский центр вносили в реестр иностранных агентов, ситуация была тоже, естественно, печальная, но в некотором роде даже смешная. В августе 14 года Минюст провел плановую проверку и сказал: у вас нет никаких нарушений. В декабре они пришли с внеплановой проверкой, сказали: нет, вы ведете политическую деятельность, получаете иностранное финансирование, и вы сами не внесли себя в реестр. Поэтому вам штраф.

«Как же? — говорили мы. — Вы сами нас проверяли пять месяцев назад. У нас нет нарушений, мы должны быть святее папы римского». Но это, в общем-то, право в России, которое уже не право.

Маша Майерс. Ну, давайте все-таки чуть разделим с МХГ и Сахаровском центром. Когда начались претензии? Как быстро МХГ перестала нравиться российскому правительству? То есть это все процессы 22 года, или они начались ранее?

Сергей Лукашевский. Это исключительно процессы 22-го года. До этого никаких официальных претензий к Московской Хельсинкской группе не было. Московская Хельсинская группа не была в реестре иностранных агентов, не получала иностранное финансирование. Это, в общем, делалось специально еще со времен, когда была жива Людмила Михайловна, поскольку, в общем, МХГ тогда при ее жизни оставалась, наверное, единственный крупной организации, у которой был какой то контакт, диалог с российскими властями, что было необходимо, когда нужно было кого-то спасать или кому-то облегчить участь.

Маша Майерс: А вы можете чуть рассказать, напомнить об истории МХГ? Собственно, с чего она начиналась? Как она заканчивается на наших глазах? Но, по крайней мере, в этом своем виде. Не исключено, что будут какие-то реинкарнации не только у «Эха Москвы», не только у телеканала «Дождь», и не только у российских медиа, но и у российских правозащитных организаций. И, собственно, а в чем непосредственно заключалась деятельность организации на протяжении этих лет и особенно в последние годы?

Сергей Лукашевский. Я, безусловно, верю, что эта реинкарнация будет, потому что это не первый раз в истории МХГ. Общественная группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений была создана в 1976 году. За последующие несколько лет советская власть отправила в тюрьму три четверти членов МХГ. Некоторые, как Людмила Михайловна, были вынуждены эмигрировать. И дальше, в 1982 году, через три года после начала войны в Афганистане, Московская Хельсинкская группа была вынуждена приостановить свою деятельность, и этой деятельности не было вплоть до 1989 года, когда группа правозащитников возобновила работу организации.

МХГ на протяжении уже всей своей новой истории занималась в какой-то степени правозащитным просвещением. Но главная, наверное, деятельность была в мониторинге ситуации с правами человека. Когда-то это была деятельность масштабная, это 70 партнеров в регионах России, ежегодные доклады по правам человека, причем ежегодные доклады в целом по России издавались до самого последнего времени. Но раньше издавались еще доклады региональных организаций — по каждому региону свой доклад. Это был огромный массив информации о нарушениях прав человека.

Я сам был сотрудником МХГ с 1999-го по 2004‑й. Собственно, занимался этими докладами. И до последнего момента это была главная работа Московской Хельсинкской группы. Это первая часть, мониторингом которой всегда занималась команда, а Людмила Михайловна занималась конкретными кейсами в первую очередь. И это вторая часть работы Московской Хельсинской группы. Это, собственно, помощь, юридическая, правовая поддержка, общественная поддержка в отдельных конкретных делах.

И эта работа продолжалась и сейчас, и после начала войны все эти 10 месяцев. Просто нужно иметь в виду, что сейчас, возможно, оставшиеся действующие в России правозащитные организации стали гораздо меньше на виду, чем были раньше. Гораздо меньше публичной активности. Просто по той причине, что для того, чтобы в этих нынешних условиях продолжать реально помогать людям, лучше эту деятельность сейчас не делать публично.

Если раньше действительно публичность была одним из инструментов давление на власть, чтобы, может быть, не добиться оправдательного приговора, когда дело заведомо фальсифицировано или полностью необоснованные, но хотя бы улучшить положение этого человека сейчас, как я вижу отсюда, из Берлина, деятельность по самым разным направлениям ведется в большой степени не публично. Конечно, когда речь идет о делах типа дела Ильи Яшина, или тому подобных делах, там все остается как прежде. Но есть большой кусок деятельности, которая ведется непублично. Может быть, власти этот кусок деятельности видели, может быть, нет. Возможно, этот иск против МХГ — это просто стремление властей окончательно освободить себя от какого-либо присмотра внутри России.

Маша Майерс. Ну, давайте разделим. Можно ли говорить, что вся деятельность МХГ — это про политику? Или так говорить нельзя? Или это даже чрезмерно нельзя, потому что, в общем, политическая история — это одна часть, а гражданская — другая?

Сергей Лукашевский. Это вечный спор. Есть подход, который говорит, что политическая деятельность — это борьба за власть, это учреждение партий, участие в выборах и тому подобные вещи.

Маша Майерс. Это Яшин.

Сергей Лукашевский. Да. И есть гражданская деятельность. Но поскольку гражданская деятельность, когда правозащитники выступают с какими-то предложениями и требованиями к государству, в принципе, государство, по крайней мере, российская власть тоже считает всю эту деятельность политической. И в рамках протестов, противостояния по поводу закона об иностранных агентах не удалось здесь добиться никаких изменений. И с точки зрения власти политическая деятельность — это все что угодно. Опять же, извините, вернусь, к примеру Сахаровского центра. Наша политическая деятельность была в том, что мы проводили публичные дискуссии.

Да, мы обсуждали политические темы, но это было просто общественное обсуждение. Если всякое общественное публичное обсуждение какой-то темы связанное с политикой, а где грань, какая тема становится не политической? А положение людей в психоневрологических интернатах. Когда правозащитники, требовали от властей допустить наблюдателей, это политическая тема или нет?

Маша Майерс. Вот действительно МХГ была восстановлена в перестроечные годы при Горбачеве. Ведь правозащитники властям мешают всегда. Правда же? При этом вы мешали также Борису Николаевичу Ельцину и мешали раннему Путину. А сейчас мешать стали так сильно, что, в общем, пришлось организацию ликвидировать. Это все связано все-таки с войной, как первопричина, или есть и более глубокие тенденции, как вам кажется?

Сергей Лукашевский. Это связано с теми глубокими тенденциями, с которыми связана и сама война. Я абсолютно убежден, что, какие бы глобальные построения ни делал Путин в своих статьях, или что бы Медведев ни писал в своем телеграме, внешняя политика является продолжением внутренней. И это, к сожалению, эволюция российского политического режима, который в первые годы путинского правления можно было еще назвать такой конкурентной автократией. Сейчас мы балансируем на грани с переходом к такому неототалитаризму.

Не надо сразу вспоминать прямо сталинский и сталинский Советский Союз или нацистскую Германию. Это несколько другой тоталитаризм. Но тем не менее это гораздо более жесткий режим, которому для легитимации себя необходима внешняя экспансия. И мы ее наблюдаем. И, с другой стороны, этот режим уже не готов мириться с независимыми внутренними голосами, и отсюда зачистка медийного поля. Дальше, поскольку работа правозащитников она такая… не прямо здесь и сейчас, как медиа: что-то происходит, медиа транслирует. Правозащитники в большей степени работают вдолгую. Но это все равно та же история. Сегодня в России никаких альтернативных голосов, причем не только в политике, не только в сфере защиты прав человека, но и в сфере культуры, быть не должно, быть не может. При этом, да, действительно мы наблюдаем не какую-то единовременную «резню», а длительный постепенный процесс, который, в общем, будет доведен до конца, к сожалению.

Беседовала Маша Майерс

Источник: Радио Берлин, 22.12.2022