Russian English
, , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , ,

В защиту подвига



Александра Крыленкова, правозащитница:

Нужно ли заставлять себя идти на митинг, если боишься ударов дубинкой? Оставаться ли снова на работе до одиннадцати вечера, потому что больше некому дописать отчет? Продолжать ли сотрудничество с “нежелательной организацией” после того, как к вам пришли с обыском? Российские активисты все чаще спорят о том, должно ли в жизни быть место подвигу – и если да, то каким оно должно быть.

Сложно представить, сколько раз за последние пять лет я говорила своей команде правозащитников и другим активистам: "Подумайте о себе! Если вы умрете от переутомления сегодня, то завтра некому будет помогать другим!". А год назад мы – сообщество поддержки активистов "Открытое пространство" – запустили психологическую службу. У нас работает горячая линия, где десятки психологов бесплатно консультируют и поддерживают самых разных людей, работающих или занятых волонтерством в общественно-политической сфере. В запросах о помощи речь идет по большей части о двух типах травмы. Источник первой – в столкновении с полицейским государством в лице силовых или бюрократических структур. Вторая же – результат выгорания и недостатка поддержки внутри самого сектора НКО.

Параллельно с растущим давлением государства на общество гражданские структуры столкнулись и с внутренними проблемами. Так, в последние пару лет разразилось несколько скандалов, связанных с некоммерческими организациями и, казалось бы, либеральными средствами массовой информации. Часть конфликтов – например, в Молодежном правозащитном движении или издании Moloko Plus – были начаты с обвинений в сексуальном харрасменте. Но стоило копнуть поглубже, и выяснилось, что на деле речь шла о трудовой эксплуатации, авторитарности управления и нездоровой среде в целом. И если к атакам со стороны государства люди, идущие в некоммерческий сектор или политику, в целом готовы, то столкновение с токсичностью и со злоупотреблением властью внутри группы соратников и коллег становится полной неожиданностью и приводит к ощущению двойного давления.

"У моих сотрудников не может быть времени на ванну"

Я росла и взрослела среди старшего поколения правозащитников, у которых к пятидесяти годам было личное кладбище друзей размером с кладбище морпехов времен вьетнамской войны, а также полное отсутствие здоровья, блеска в глазах и прочих атрибутов живого человека. До сих пор помню высказывание своего бывшего шефа, с гордостью рассказывающего о преимуществах душевой кабинки в доме одной из сотрудниц: "У моих сотрудников не может быть времени на ванну". Я наблюдала целую команду молодых людей с горящими глазами, пришедших на волне ранних девяностых в НКО. Многие из них выгорели, не видя никакой отдачи и смысла в своей работе. Хотелось видеть вокруг здоровых, красивых, счастливых людей, вместе делающих жизнь лучше. И я взялась за принцип "сперва кислородную маску себе, потом ребенку" со свойственным мне энтузиазмом. Тем более, что принцип этот набирал все больший вес в публичном дискурсе.

Однако со временем я все сильнее понимала двойственность ситуации: ведь лично мне ни разу в жизни не удалось сделать ничего красивого, сильного и важного без того, чтобы не поломать себя, не переступить через "не могу" и "страшно", без бессонных ночей и в конечном итоге – без того, чтобы отдать кусочек себя. В первый раз остро я столкнулась с таким конфликтом ценностей в августе прошлого года, когда в соцсетях появился призыв волонтеров на помощь белорусским коллегам: нужны были руки и глаза, чтобы фиксировать и обрабатывать опросы пострадавших от пыток в изоляторе на Окрестина.

Один из комментаторов назвал этот призыв "эксплуатацией неопытных молодых людей с горящими глазами". Со временем такие споры стали все больше привлекать мое внимание. Особенно бурная дискуссия возникла на фоне митингов 2019-2021 годов. Я сталкивалась с молодыми людьми, которые жаловались, что их не предупредили о том, что за брошенную пластиковую бутылку или стаканчик на них могут завести уголовные дела, а в фейсбуке вовсю обсуждали, можно ли "звать людей под дубинки". Весной 2021 на открытии новой площадки "Открытого пространства" в Москве психолог Зара Арутюнян обратилась к активистам со словами о том, что стоит беречь себя и не класть свои жизни на чужие политические амбиции. Ощущение в зале было очень сложное. Казалось, что стену, разделяющую зал пополам, можно было пощупать. По окончанию выступления часть слушателей подходила к Заре и говорила большое спасибо, а часть, кажется, пожалела об отсутствии помидоров в кармане. Сложно сказать, насколько запрос на бережное отношение стал общим местом в общественной деятельности, но то что подобных запросов стало намного больше – это факт.

Выгорание на выжженном поле

У отношения к работе – в том числе, к работе в общественно-политическом секторе – есть поколенческие особенности. Об этом говорят многие исследователи и эксперты. Например, исследование 2019 компании Kontakt InterSearch Russia подчеркивает рост значимости work-life баланса для молодого поколения. А политолог Екатерина Шульман часто в своих выступлениях говорит о том, насколько чувствительно "зумеры" относятся к допустимому в обществе уровню насилия и к самому определению того, что насилием является.

Создается впечатление, что вместе со снижением мотивации к работе, размыванием идеологических ценностей и повышением ценности психологического комфорта относительно ценности успеха для нового поколения характерна еще одна черта: оно воспринимает как насилие любую необходимость переступания через себя. Если рассматривать проблему исключительно через поколенческую призму, то получается примерно такая картина: старшее поколение вкалывает по 15 часов в сутки, жертвуя личной жизнью и здоровьем, получая результат и сгорая дотла за 20-25 лет работы. Но именно эти 20 лет они очень продуктивны и намного более конкурентоспособны, чем те, кто старается беречь себя. Первые выгорают – и оставляют вторым лишь выжженное поле, где нет ни пространства, ни ресурсов для работы. Такую картину можно наблюдать во многих организациях, созданных в 1990-х, где бессменно стоящие у руля руководитель или группа руководителей, работая по 20 часов в сутки без личной жизни, выходных и отпусков строят по сути авторитарные структуры, в которых не остается места для людей, способных работать, возможно, более эффективно и на более длинных дистанциях.

При этом накапливается масса претензий с обеих сторон. Условное старшее поколение считает, что молодое ничего не делает, занимаясь исключительно поисками себя и самосохранением. А условное младшее воспринимает требования результата как насилие. Все это усугубляется постоянно меняющейся и крайне агрессивной средой, которая, во-первых, лишает обе стороны возможности "на берегу" договориться о рисках и объемах предполагаемых работ, а во-вторых, непрерывно требует от каждого отстаивания его границ.

То есть, с одной стороны, сегодня мы наблюдаем растущий запрос на прозрачный договор о количестве часов работы, финансовой стабильности и рисках, а с другой – постоянно меняющуюся среду, в которой вполне респектабельная общественная организация может за один день стать иностранным агентом или нежелательной организацией, быть ликвидированной или обнаружить все свои счета заблокированными. Форма, способ и объемы работы могут меняться как в связи со слишком маленьким горизонтом планирования, так и в силу абсолютной непредсказуемости того, с чем мы работаем.

Бережное отношение – привилегия или необходимость?

Кроме классического и всеми любимого вопроса отцов и детей, в проблеме бережного отношения явно есть дополнительные грани. Так, некоторые виды деятельности никакого бережного отношения к себе попросту не подразумевают. Например, профессиональный спорт или танцы. Можно заниматься физкультурой, но если ты хочешь заниматься спортом, то это преодоление себя. Это травмы и боль. Так и танцоры – они тянутся до боли, набивают синяки каждый день, рвут мышцы, голодают в период "сушки" и тренируются до изнеможения.

Впрочем, огромному числу людей вовсе не нужно даже ходить в спортзал, чтобы непрерывно себя преодолевать – их толкает к этому сама жизнь. Для них бережное отношение – это привилегия богатых, до которых им не дорасти никогда. Мои приятельницы, работающие в клининге, высовываются по пояс в окна на двадцатом этаже, отмывают помещения ядовитым веществом и вкалывают круглые сутки. Женщина, которая продает фрукты в магазине рядом с моим домом, работает сменами по 12-14 часов в день, с выходными "когда придется". А девушки в маникюрном салоне на первом этаже – по 13 часов пять или шесть дней в неделю. В оставшиеся дни – хозяйство. Многие из тех, кто занят в этой эксплуататорской системе, видят своих детей раз в год. И среди этих людей нет разговоров о том, что "надо бы себя поберечь". Они говорят в основном о том, как повысить эффективность, сделать побольше и все успеть. А таких слов как "выгорание" или work-life balance для них просто не существуют.

Получается, что вопрос заботы о себе не только поколенческий. Существуют еще как минимум два аспекта, определяющие отношение к нему: социально-экономическое положение, с одной стороны, и целеполагание, с другой. С точки зрения классовых различий понятно, что при определенном уровне бедности на заботу о себе не остается возможностей, и этот вопрос даже не возникает. Но в классе более "ресурсных" граждан на первое место выходит аспект, связанный с целью самопожертвования; представление о том, что ради одних целей (например, спортивных достижений) можно себя ломать, а ради других – нет. Речь тут идет о возможности присвоения результата: если результат в виде потенциального успеха принадлежит тому, кто прилагает усилия, то преодоление себя становится допустимым. А если пути присвоения результата неочевидны, то неочевидна и ценность самопожертвования и самопреодоления.

Возвращаясь к теме общественно-политического сопротивления, можно сформулировать два основных вопроса так: "Кому нужны перемены?" и "Кто будет их осуществлять?". И спортсменки, и танцовщицы, и сотрудницы клининга, и женщина из магазина – все они очень недовольны тем, что происходит вокруг. У них есть запрос на перемены, но они не хотят ничего менять. Причины у всех разные: страх, непонимание как и зачем. Ну и мало ли причин.

А хотят поменять все вокруг совсем другие – те, кто желает в первую очередь для себя, а потом уже для других комфортного, справедливого и безопасного мира. Но на их пути стоят злые дядьки с оружием, баблом и нечестными приемами. И для того, чтобы хотя бы попытаться их побороть, нужно самим отправиться в крайне некомфортную, небезопасную и несправедливую гущу давления, задержаний и дубинок.

Такое ощущение, что часть гражданского общества, сопротивляясь растущим репрессиям, одновременно всеми силами старается притвориться, будто тюрьмы, репрессии, дубинки и койки в отделах их не касаются. Выглядит это как желание защищать других, солидаризироваться с ними – но из безопасности и комфорта, подобно тому, как как европейские либеральные борцы за права человека защищают граждан тех стран, "где еще не установилось верховенство права и уважения к человеку". Вот только в отличие от европейских правозащитников мы не снаружи, а внутри этих самых стран, и все эти "безопасные пространства", "базовые чувства безопасности" и "бережные разговоры" создают лишь опасную иллюзию, которая усиливает диссонанс. Мы делаем вид, что среда условно безопасна: уходим с работы в 18:00, планируем отпуска и выстраиваем границы, как будто это работа или волонтерство в мирное время, а не борьба за выживание, требующая мобилизации всех ресурсов. Такое противоречие отбирает последние силы и делает борьбу едва ли возможной в принципе.

Идеальный подвиг

Проводниками перемен всегда были люди, которым либо было нечего терять, либо они были способны спасти других путем самопожертвования. У этого самопожертвования есть и другое название – подвиг. Но с подвигами у нас в последнее время все сложнее. Идея подвига намертво слиплась с советской идеей и властью. Она ассоциируется с фальшью, в первую очередь – государственной. За требованием подвига чаще всего видится подмена целей и манипуляция. На протяжении 70 лет целая страна строилась на прославлении подвига, который на каждом следующем этапе истории обесценивался путем раскрытия истинных целей и конечных благополучателей.

Подвиг революционеров-народников и эсеров присвоили большевики, подвиг участников Второй мировой войны – Иосиф Сталин, трудовые подвиги позднесоветской эпохи – партийная верхушка. Революционеры XIX века еще умели "присваивать" будущий результат своего подвига: "Мы сделаем революцию, и хотя нас не будет – победа будет нашей". Однако после годов "отбирания результатов" этот навык утратился и сегодня нам нужны очень простые понятные результаты, которые демонстрировали бы движение к цели.

Ведь как ни крути, борьба – это преодоление, боль и травма. Это жертвование собой и готовность отдать даже не кусочек, а кусище или всего себя за что-то большее. Возможно, именно в дискуссиях о "бережном отношении" и "границах" мы и найдем идеальную формулу "осознанного подвига" – такого, который не будет требовать обязательных жертв от других, но совершается с полным осознанием рисков и целей.

Источник: OpenDemocracy, 19.10.2021


Приведенные мнения отображают позицию только их авторов и не являются позицией Московской Хельсинкской группы.

Поддержать МХГ

На протяжении десятилетий члены, сотрудники и волонтеры МХГ продолжают каждодневную работу по защите прав человека, формированию и сохранению правовой культуры в нашей стране. Мы убеждены, что Россия будет демократическим государством, где соблюдаются законы, где человек, его права и достоинство являются высшей ценностью.

45-летняя история МХГ доказывает, что даже небольшая группа людей, убежденно и последовательно отстаивающих идеалы свободы и прав человека, в состоянии изменить окружающую действительность.

Коридор свободы с каждым годом сужается, государство стремится сократить возможности независимых НКО, а в особенности – правозащитных. Ваша поддержка поможет нам и дальше оставаться на страже прав. Сделайте свой вклад в независимость правозащитного движения в России, поддержите МХГ.

Банковская карта
Яндекс.Деньги
Перевод на счет
Как вы хотите помочь:
Ежемесячно
Единоразово
300
500
1000
Введите число или выберите предложенную слева сумму.
Нужно для информировании о статусе перевода.
Не до конца заполнен телефон
Оставьте своё имя и фамилию, чтобы мы могли обращаться к Вам по имени.

Я принимаю договор-оферту

МХГ в социальных сетях

  •  

© Московская Хельсинкская Группа, 2014-2022, 16+. 
Данный сайт не является средством массовой информации и предназначен для информирования членов, сотрудников, экспертов, волонтеров, жертвователей и партнеров МХГ.